«Отвали!» – закричал он яростно.

Медсестра такого не ожидала и замерла.

«Отвали!» – закричал он снова.

Рэй, сидевший рядом со мной, нервно заерзал. Мы увидели, что медсестра взяла себя в руки.

– Она знает, что это не моя вина? – робко спросил Рэй.

– Конечно. Она видела множество припадков. Она не удивилась.

Но в действительности она выглядела удивленной. То же самое испытывала и я, сидя рядом с ним и смотря запись.

«Вы помните слово «футбол»?» – спросила медсестра и начала подходить к Рэю, стоящему у кресла.

– Я не помню, чтобы она такое говорила, – сказал Рэй, посмотрев на меня и снова на экран.

«У вас припадок, Рэй?» – спросила медсестра.

Мы оба услышали, как он четко ответил: «Не знаю. Возможно».

– Этого я тоже не помню, – сказал мне Рэй.

Иногда во время припадка пациенты отвечают так, будто они целиком находятся в сознании, но сбитый с толку мозг не запоминает сказанное. Люди общаются на автомате, не вкладывая смысла в слова. У меня было множество случаев, когда с пациентом складывался вполне связный разговор во время или сразу после приступа, который пациент впоследствии не помнил.

«Отвали! Отвали!» – закричал Рэй снова.

Затем он набрал побольше слюны и плюнул в медсестру. Та быстро отстранилась. Рэй тут же плюнул еще раз, и она отошла еще дальше.

– Раньше я никогда в нее не плевал, – сказал Рэй.

– Я знаю, не беспокойтесь. Такое иногда происходит во время припадка.

Он продолжил кричать и плеваться. Я убавила звук видео. Мне было неловко. Мы слышали, как медсестра пыталась успокоить Рэя. Она делала это с противоположного конца комнаты, сохраняя дистанцию. Она попросила его назвать свое имя, он не ответил. Она спросила его возраст и адрес. На это Рэй лишь произнес «Вы в порядке?», думая, что ей нехорошо. Затем он продолжил ругаться и плеваться.

По мере развития припадка Рэй начал двигаться по комнате. Вдруг он остановился и прислонился спиной к стене. Очень скоро ругань прекратилась, и он вернулся к креслу. Рэй взял пластиковый стакан, стоявший на прикроватной тумбе, и сделал глоток воды. Затем он поставил стакан на место. Он направился к двери и пропал из виду. Медсестра последовала за ним и, вернув Рэя, осторожно усадила его в кресло. Как только он сел, она взяла стакан с тумбы и спросила Рэя, что это.

«Стакан», – ответил он с озадаченным выражением лица.

Затем медсестра достала из кармана ручку и показала ему.

«Это ручка», – ответил он.

«Вы в порядке, Рэй?» – «Да, – ответил он. – А вы как?» – «Вы знаете, где находитесь?» – «Да». – «Все кончилось?» – «Да». – «Вы понимаете, что у вас случился припадок?» – «Что? Да».

Как только стало ясно, что приступ завершился, медсестра вышла из комнаты и вернулась через пару минут с коллегой. Как только они зашли, Рэй радостно объявил: «Думаю, у меня был припадок!»

«Я знаю. Я была с вами, когда это произошло», – ответила медсестра.

«Правда?!» – Рэй был удивлен. «Да, во время всего припадка». – «Его удалось записать?» – «Да». – Рэй улыбнулся.

Я остановила видео и сосчитала, сколько в общей сложности длился припадок. Прошло семь секунд с появления приятной ауры до нажатия кнопки. Еще пятнадцать секунд понадобилось на то, чтобы в палату вошла медсестра. Сорок секунд заняли плевки и крики. Тридцать секунд он потратил на то, чтобы осмотреться и выпить воды. Десять секунд ушло на то, что он вышел из палаты и был возвращен медсестрой в кресло. Еще десять понадобилось, чтобы прийти в себя. От начала до конца припадок занял минуту и пятьдесят две секунды.

– Все было не слишком ужасно? – спросил меня Рэй, когда мы закончили просмотр.

– Совсем не ужасно, – заверила я его.

* * *

У Рэя начались припадки в семнадцать лет. Ко мне он пришел в тридцать. Он рассказал мне, как все началось.

– Я готовился к экзаменам, когда стал испытывать это странное чувство. Оно появлялось, только когда я слишком много работал. Я не мог нормально объяснить, что ощущал.

– Вы обратились к врачу?

– Нет. Я сказал маме, и она ответила, что, по ее мнению, у меня эпилепсия. Маме нравится думать, что она понимает в медицине! – засмеялся Рэй.

Тогда его мать оказалась права, но Рэй решил ее не слушать.

– Я понимал, что она может быть права, но я не хотел носить на себе ярлык. Все было нормально. Я справлялся.

Припадки Рэя не сопровождались потерей сознания. Они проявлялись лишь в виде ощущения, и другие люди ничего не замечали. Он не смущался и не был вынужден прерывать свои дела. Но через некоторое время все изменилось. Однажды к странному чувству добавились плевки, крики и смущение. Сначала он не придал этому значения.

– Я все отрицал, – сказал он мне. – Но, когда это продолжило повторяться, я сообщил обо всем матери, и она отвела меня к врачу.

Врач направил его к неврологу. Тот подтвердил диагноз «эпилепсия». Лечение было начато, но Рэю не стало лучше. В диагнозе не было сомнений. Рэя направили ко мне на прием, чтобы обсудить другие варианты лечения, в том числе и операцию.

– Вас направили ко мне, чтобы обсудить операцию. Вы действительно этого хотите? – спросила я Рэя на нашей первой встрече.

– Не очень! – засмеялся он.

– Хорошо… Но вы вообще рассматриваете этот вариант?

– Думаю, это мне необходимо, но я не уверен. Я хочу рассмотреть этот вариант, несмотря на то что не горю желанием делать операцию. Это нормально?

– Абсолютно. Вы пройдете обследование, и мы решим, каковы шансы на то, что операция вам поможет. Затем вы сами решите, как поступить.

– Моя сестра, которая работает психологом, считает, что мне нужна операция. Моя девушка тоже так думает.

– Решение в любом случае останется за вами. Я убеждена в том, что вам следует пройти обследование. Возможно, его результаты упростят принятие решения.

Когда мы только встретились, у Рэя случался как минимум один припадок в неделю, а иногда два или три. Редко когда за неделю не было ни одного приступа. Рэй – оптимист. Несмотря на их регулярность, он хорошо их переносил. Однажды он сказал мне, что считает себя очень счастливым человеком. Я тоже так считала. Немногие люди могут искренне сказать это о себе. Рэй также сказал, что эпилепсия дорого ему обходится. С этим я тоже была согласна.