— Добро. Какой у тебя третий вопрос?

— Детский, — ответил Савка. — Каким способом крепится якорная цепь за корпус корабля?

— На детский вопрос дай недетский ответ.

— Есть. Существует выражение «Трави до жвака-галса». Это значит, что вслед за якорем на глубину травится цепь во всю длину, а конец цепи посредством глаголь-гака намертво соединен с кильсоном корабля особым устройством жвака-галса.

— Добро. Зачем там вмонтирован глаголь-гак?

— Когда кораблю необходимо срочно освободиться от якоря, а нет времени для выбирания его с грунта, — ну, скажем, при внезапной бомбежке, — тогда глаголь-гак может быстро отдать цепь.

— Пять. Иди. — Аграмов повернулся к Финикину и Баранову. — Вы готовы?

А впереди еще метеорология, рулевое дело, маневренность и поворотливость корабля, служба погоды и времени, политзанятия. «Мне нужны только пятерки, — внушал себе Савка, — только пятерки!»

На одних «отлично», без сучка и задоринки, шел в классе впереди всех Коля Поскочин. Вечером в кубрике он «травил до жвака-галса» цепь своей бесконечной памяти. Сейчас его якорь подхватил с грунта забвения несчастную «Данаю»…

— …была очень красивая женщина. Она приходилась дочерью Акризию, но оракул Акризию предсказал, что он погибнет от сына Данаи. И вот Акризий, мужик подлый, заключил Данаю в темницу. Но о красоте ее уже прослышал Зевс-громовержец. Чтобы проникнуть в темницу, Зевс просыпался на Данаю золотым дождем. От Зевса она породила Персея, который совершил в жизни немало подвигов. Когда поганый Акризий услышал первый крик новорожденного, он велел Данаю с сыном заточить в ящик и бросить его в морские волны. Но волны прибили их к берегу, после чего отважный Персей отрубил башку горгоне по имени Медуза…

— Вот шкет! — удивлялся Росомаха. — Откуда ты это знаешь?

— Просто я любопытен. А книги читаю внимательно.

Вскоре он опять повесил в кубрике «Данаю», но уже другую.

— Что я вижу? — узрел ее остроглазый Кравцов.

— Тициана! — вздохнул Коля Поскочин. — Хотя рембрандтовская «Даная» мне нравилась больше этой.

— Ты погоди со своим Тицианом. Откуда здесь дама?

— Все та же Даная, осыпанная золотым дождем. Вы мне сказали, что рембрандтовскую нельзя. Чтобы я поискал другую! Вот я и нашел тициановскую. Согласитесь со мной, товарищ лейтенант, что в соловецких условиях это было нелегко…

Кравцов потянулся к картинке:

— Эту тоже нельзя. Поищи другую.

Коля ответил, что он поищет. Выбор у него большой: Данаю писали еще Боль, Госсарт, Корреджо, Блуарт, Караччи, Бланшар, Варикс, де Брейн, Каольварт… И лейтенант отступился:

— Жук ты порядочный! Тебе бы в архиве флота работать… Ладно. Пускай уж висит эта. А то найдешь черт тебя знает!

И все привыкли к «Данае». Нто тут дурного?

* * *

А дальше Савка — словно заколачивал гвозди: пять, пять, пять, пять. Вот и последний экзамен — электронавигационные инструменты. Савка пошел на экзамен, как на праздник. Теперь он не волновался. Как гурман смакует острые соусы, так и Савка с наслаждением впитал в себя новые понятия: альтернатор, вендмотор, блуждающие токи, статор, дроссель, беличье колесо, соленоид, реверс… Жизнь улыбалась! Сам, по велению собственного сердца, Савка решил стать не только рулевым-сигнальщиком, но обрести вторую флотскую специальность — штурманского электрика. Он еще не знал, каким важным было это решение!..

Принимали зачет, мичман Сайгин с неизменной улыбочкой, элегантный лейтенант Зайцев и… Плакидов, вызывавший у юнг дрожь в коленках. Инженер-капитан третьего ранга был строг и, как выяснилось, знал устройство гирокомпаса ничуть не хуже, чем поворотливость и маневренность кораблей. А мичман Сайгин, завидев Савку, совершил большую ошибку с точки зрения педагогики. Огурцов едва потянул к себе билет, как он сразу влепил ему в табель пять с плюсом. От этого суровейший Плакидов моментально взъярился на Савку, как на личного врага своего.

— Что? — спросил он Сайгина. — Ваш любимчик? Какое вы имели право ставить ему пять, да еще с крестом? Разве он уже ответил?

Савка положил билет с вопросами обратно на стол и при этом заметил, как побледнел мичман Сайгин.

— Ты не можешь отвечать? — удивился Зайцев.

— Могу. Но мне достались слишком простенькие вопросы. Спросите меня так… что-нибудь посложнее! А то неинтересно…

Плакидов поднялся, громыхая указкой:

— Возмутительно! Как вы себя ведете? Здесь вам не цирк, а военное учреждение… Сейчас же отвечайте, что взяли!

Но билет Савки уже затерялся в груде других билетов, я он вторично вытянул первый попавшийся.

— Есть! — сказал он. — Позвольте отвечать?

— Садитесь и подумайте, — велел Плакидов,

146

— Думать надо было раньше, — ответил ему Савка.

Лейтенанта Зайцева от хохота согнуло над столом.

— А мне это даже нравится! — сказал он, — Не дали человеку рта раскрыть, как уже вкатили ему пять с крестом. Теперь ему осталось одно — этот крест нести, пока не свалится…

Плакидов, не слишком-то юнгам доверяя, выхватил из рук Савки его билет, без тени улыбки прочитал сам:

— Вопрос первый: прецессионное движение и затухающие колебания гироскопов в гирокомпасе… Прошу, маэстро!

Савка говорил минут десять, и. его не перебивали.

— А ведь знает! — хмыкнул Плакидов.

Второй вопрос: какие приборы работают от матки гирокомпаса? В десяти словах был дан точный ответ.

— Ну, ладно, — нацелился на Савку Плакидов, откладывая билет в сторону. — А какой самый главный недостаток гирокомпасов?,

— Их сложность.

— Еще.

— Гирокомпас, как и человек, укачивается…

— Пять! — сказал Плакидов. — Но без плюса. Уважаемые оппоненты, у кого из вас есть вопросы к этому молодцу?

Зайцев с добрыми намерениями подошел к Огурцову.

— Я вижу, ты изучил материал сверх программы. Сейчас я задам тебе один вопрос… просто так. Если не сможешь ответить, то особой беды не будет. С мостика тебе велели взять глубину под килем на эхолоте. Как ты знаешь, возвращенное от грунта эхо зажигает напротив глубинной отметки неоновую лампочку. И вот ты видишь, что на табло — вдруг! — загорелись сразу две лампочки. Одна слабый, дрожащий импульс на отметке в сто двадцать метров, а четкую вспышку дает лампочка на двухстах сорока метрах… Какую глубину из этих двух ты доложишь на мостик?

Савка глянул на Сайгина, и тот ему кивнул, ободряя. Мичман уже рассказывал юнге о подобных случаях из своей практики.

— Глубина двести сорок метров, — ответил Савка. — А на отметке в сто двадцать под кораблем проходит плотный косяк рыбы. Ультразвук, с трудом пробиваясь через рыбные массы, дает на экране ослабленное мигание лампочки. Зато, пробив толщу косяка, эхо отработает на табло устойчивый импульс от грунта — это и будет истинная глубина под килем!