Лицо Тарлаха побелело и покрылось морщинами, и он с трудом держал в руках копье. Движения его больше не были гладкими, реакции — быстрыми, кровь текла у него из ран на плече и бедре, потому что усталость помогла врагам пробить его защиту.

Обе раны несерьезные, они вообще недостойны внимания, но это мрачный предвестник того, что должно прийти, скоро придет, если он не получит необходимого отдыха.

Но вот это неизбежное наступило. Сокольничий слишком медленно действовал копьем, потом неверно рассчитал ответный удар, которого враг легко избежал, поднялся на стену и воспользовался своим оружие раньше, чем защитник смог что-то предпринять.

Тарлах видел опасность и быстро поднял свое оружие, чтобы защититься, так что противник не смог ударить вторично. Однако, султанит оказался сильным и очень проворным. Не останавливая движения своего оружия, он воспользовался им и ударил древком копья в грудь сокольничего.

Удар был очень сильный, и Горного Сокола сбросило с платформы. Он упал на усеянную мусором землю за стеной.

Он оставался в сознании, но от удара перехватило дыхание. Тарлах лежал в ожидании копья, которое неизбежно опустится на него. Бросающий Вызов Буре занят собственным поединком и не успеет на этот раз прийти на помощь…

Копье взвилось.

И тут другой воин метнулся со стены и закрыл собой сокольничего от летящего копья.

Снаряд ударил в цель, Торкис из Рейвенфилда сильно дернулся. Он защитил Тарлаха, но копье вонзилось ему в спину.

Он спас капитана от смертельного удара, но одновременно и погубил его. Торкис потерял сознание и не мог отодвинуться, и тело его ударило Тарлаха с силой летящего снаряда. Ошеломленный собственным падением и силой предшествовавшего удара, Горный Сокол оказался буквально беспомощным. Он по-прежнему осознавал окружающее, но был бессилен помочь товарищам, бессилен встать, хотя знал, что прорыв в обороне стены должен быть ликвидирован…

Вокруг него столпились воины, большинство в черной форме рейвенфилдцев. Торкиса подняли, потом подняли и самого Тарлаха и отнесли к дому, где заботились о раненых.

Движение и боль, наконец, подавили перенапряженные чувства. Мир на мгновение безумно завертелся, и чернота сомкнулась вокруг Тарлаха.

Тарлах подтащил стул, чтобы можно было посидеть рядом с Торкисом.

Рослому сержанту необыкновенно повезло. Настолько, что можно было подумать, словно его спас своим вмешательством сам Рогатый Лорд. Из-за угла, под которым он прыгнул, и поворота тела копье пробило мышцы правого плеча, прошло сквозь плоть вдоль спины и вышло через левое плечо. Очень болезненная рана, вызвавшая большую потерю крови, но если не начнется воспаление, рана не опасна. А воспаление вряд ли начнется. Пира уже приняла все необходимые меры, прежде чем предоставить Торкиса заботе командира.

Сержанту не очень понравилось все это оказанное ему внимание, и он сразу начал протестовать, когда Горный Сокол сел рядом с ним.

— Я не настолько близок к смерти, чтобы занимать твою постель, капитан.

— Все равно на следующие несколько ночей она твоя. Не спорь. К тому же у нас нет времени на препирательства.

Сам Тарлах не был ранен, если не считать множества ушибов, от которых почернело тело. Если бы не поступок Торкиса, все было бы по-другому. Глаза Тарлаха потемнели. Он ничем не может отплатить за такое самопожертвование. А ведь Торкис именно жертвовал собой.

— Я мог бы отправить тебя на высокогорье.

— За это? — фыркнул Торкис. — Всего лишь щипок, который не может помешать мне стоять на стене.

— Об этом пока нечего говорить, — спокойно возразил сокольничий. — Ты останешься в резерве, если Пира разрешит тебе встать.

— Если ты думаешь, что я позволю своим товарищам сражаться одним… — горячо начал Торкис.

— Я принял решение, сержант. Рана помешает тебе двигаться, пока не подживет. Если тебя снова ударят из-за нее или она откроется, я утрачу тебя надолго, а может, и навсегда. Ты мне слишком нужен, чтобы допускать это.

Лицо рейвенфилдца выглядело осунувшимся, и Тарлах осторожно коснулся его перевязанного плеча.

— Я слишком долго разрешаю тебе разговаривать.

Теперь поспи, или я прикажу дать тебе снотворное. И тогда придется отозвать с битвы воина, который охранял бы тебя, пока ты не проснешься и не сможешь сам защищаться.

Торкис сердито посмотрел на него. Но под конец улыбнулся и лег.

— Я вынужден подчиниться. Ты так и сделаешь.

— Поверь, товарищ, сделаю.

Предводитель наемников встал и направился к выходу. Он постоял там, пока дыхание сержанта не стало ровным и спокойным, потом выскользнул из комнаты и неслышно прикрыл дверь.

* * *

Оставшись один, Горный Сокол почувствовал, что энергия оставляет его. Сейчас ему не нужно поддерживать видимость силы и уверенности.

На импровизированном столе лежала груда бумаг, которые нуждались в его внимании, но он только взглянул на них, садясь скорее по привычке, чем по сознательному решению.

Он думал о своей армии, и мысли разрывали ему сердце. Его воины доблестны и искусны, они не жалуются на трудную задачу, которую поставила перед ними судьба. И он не должен их подвести.

Он не может дать им победу, большинству не может даже сохранить жизнь. Даже партизаны, за которыми начнется охота, будут постепенно перебиты. Теперь Тарлах понимал, что только немногим удастся спастись в соответствии с его планом, когда стену, наконец, преодолеют.

Он покачал головой. Он устал, слишком устал, иначе не погряз бы так в мрачных мыслях. Нужно бороться с отчаянием, а не питать его…

Тарлах распрямился, услышав стук в дверь, но не мог отогнать отчаяние и казаться невозмутимым. Тем не менее, он быстро встал и приветствовал вошедшую Пиру.

И не побеспокоился надеть шлем, чтобы скрыть лицо и глаза.

Целительница поняла его настроение, но сделала вид, что ничего не замечает.

— Я думала, что ты будешь выглядеть хуже, — грубовато сообщила она, разглядывая его в течение нескольких секунд.

Несмотря на все отчаяние и усталость, капитан не смог сдержать улыбки.

— Так хорошо я выгляжу?

— Да… Сержант спит?

— Сейчас уснул.

— Привилегии низкого звания, — с завистью сказала Пира.

Тарлах посмотрел на стол и ожидающую его работу и вздохнул.

— Торкис не лежал бы здесь, если бы не дыра у него в спине, но я думаю, ты права: власть приносит с собой не одни привилегии, но и неудобства.

Он с любопытством смотрел на нее. Тарлах не удивился, видя у себя женщину из народа сокольничьих.