В этом новом мире умереть слишком просто.

— Я… я соскучился по вам, — признался Лиам, старательно глядя куда угодно, только не на нее. Он разглаживал простыни, проверял и перепроверял повязку, намотанную на ребра. Наконец, поднял голову и встретил ее взгляд. — Я скучал по тебе.

Ее тело запылало, сердце сильно забилось. А лицо покраснело.

Несмотря на все — мир, рушащийся вокруг них, Пайка и Розамонд, ополченцев, Ноа — ее сердце шептало правду, с которой Ханна пока не была готова столкнуться. И до сих пор не готова.

Тем не менее, правда не изменилась.

То, что она чувствовала к Лиаму, никуда не исчезало. Оно становилось глубже, сильнее, день за днем. Она скучала по нему, как скучала по солнцу в своей подвальной тюрьме, как будто ей не хватало частички себя.

Теперь, глядя в эти стальные голубые глаза, Ханна чувствовала, как эта недостающая часть встает на место.

Вместо радости в ее сердце вонзилось копье страха.

— Ханна?

Лицо Пайка мелькнуло у нее перед глазами. Тонкая красная линия его рта. Щелчок, щелчок, щелчок этой ужасной зажигалки, громко звучащий в ее ушах.

— Ты в порядке?

Она не осознавала, что вскочила на ноги, что отступает назад, во рту пересохло, ладони намокли, лицо горело.

Призрак поднялся на ноги, заметив ее состояние. Она крепко обняла Шарлотту.

— Прости, мне нужно идти. Прости.

Ханна повернулась и убежала, Призрак последовал за ней.

Глава 35

Саттер

День девяносто второй

Саттер схватил спутниковый телефон и отвернулся от костра.

Прошло несколько дней, прежде чем Ксандер доверился ему настолько, что вернул вещи, и еще несколько дней, прежде чем он смог отойти от толпы подальше, без дюжины подозрительных взглядов и оружия, нацеленных на него.

Последнюю неделю он выполнял роль штатного слуги в лагере — готовил еду, убирал за грязными, ленивыми подонками. Они относились к нему с теплотой, но Ксандер упорно стремился держать его на привычном месте.

Как только Саттер совершит свою месть Фолл-Крику, Ксандер Торн станет следующим в его списке. Но сначала о главном.

Саттер не считал себя садистом. Он не был психопатом, не то что первенец Розамонд, Гэвин Пайк.

Он убивал не потому, что ему это нравилось; он делал это в интересах выгоды, как средство достижения цели, устранения проблемы. Когда Саттер убивал, он преследовал свои интересы.

Однако в случае с Лиамом Коулманом он сделал бы исключение. Он сотни раз представлял себе это в своих мечтах, вплоть до мельчайших деталей.

Он планировал наслаждаться каждой секундой медленной и мучительной смерти Коулмана.

Если это означало, что Фолл Крик должен сгореть вместе с ним, то так тому и быть.

В его сознание закралось опасение. Саттер надеялся, что его прикрытие не раскрыто. Элемент неожиданности чрезвычайно важен. Он не до конца уверен, но подозревал, что синеволосая девчонка его узнала.

Зачем этим идиотам понадобилось подбираться так близко к ярмарочной площади — он не понимал. А потом они ввязались в собачью драку, прежде чем Саттер успел сделать хоть что-то, чтобы их остановить.

Неважно. Это конечно прискорбно, но не меняет конечной цели.

Коулман все равно умрет, независимо от того, знает или нет, что Саттер придет за ним. Он продолжит действовать, как и раньше.

Саттер рискнул взглянуть на толпящихся у костра людей.

Десятки катающихся стульев окружали костер; кучка сумасшедших идиотов металась вокруг, натыкаясь друг на друга и истерически хохоча, звук выходил высокочастотным и резким, как крики гиен. В качестве растопки они использовали обломанные ножки от столов и сломанные куски книжных шкафов.

Маттиас пытался и не мог игнорировать восхитительный запах жарящегося мяса, его пустой желудок сводило. Они ели куски жареной оленины руками, облизывая пальцы.

Он охотился и убивал оленей для них. В охоте на дичь эти придурки ничего не смыслили; в охоте на людей они разбирались немногим лучше.

В любом случае мяса предостаточно — скоро он им полакомится, но сначала нужно наладить контакт.

— Это я, — произнес Саттер, когда связь установилась.

Шипение помех, а затем голос на другой стороне, настолько знакомый и похожий на голос его собственного отца, что по позвоночнику пробежал холодок.

— Придется объяснить конкретнее.

— Маттиас Саттер.

Пауза, переходящая в напряженное молчание.

Саттер сжал челюсти.

— Ваш племянник.

— Откуда, черт возьми, у тебя этот номер? — С хрипотцой бывшего курильщика, ворчливый и нетерпеливый голос дяди, словно каждое слово означало ужасную трату его драгоценного времени, энергии и внимания. — Это защищенная линия. У тебя нет допуска…

Новая волна негодования прокатилась по Маттиасу. Байрон Синклер, он же Генерал, был высококлассным придурком. Всегда таким был, и никогда не изменится.

Саттер никогда не страдал сентиментальностью или семейными привязанностями, но дядя поднял эгоистичный, скупой нарциссизм на совершенно новый уровень.

Тем не менее Генерал был ослом, обладающим властью, которая так нужна Саттеру, поэтому он проглотил свою огромную ненависть и заставил себя изображать вежливость.

— Я знаю, что случилось с вашей дочерью, — произнес Саттер.

Это заставило Байрона Синклера замешкаться. Саттер сомневался, что дядя способен на такое человеческое чувство, как любовь, но кровь есть кровь. И она что-то да значила.

На это и рассчитывал Саттер. Генерал мало заботился о своем своенравном брате или сыне брата, но его дочь принадлежала ему по крови, была его наследницей.

Если дядю и волновало что-то помимо власти, так это его наследие.

— Где Розамонд? — прорычал Генерал.

Вокруг костра раздался крик, опять эти проклятые песнопения. Саттер сделал несколько быстрых шагов и обогнул угол ближайшего здания.

Тени здесь лежали плотно, холод лизал его открытое лицо, шею и руки. Он сгорбил плечи, собираясь с силами.

— Ваша дочь мертва.

На другом конце молчали.

— Несколько недель назад ее убили.

Тишина в трубке казалась настолько густой, что Саттер чувствовал, как она сочится сквозь телефон, плотная и угрожающая.

— Это случилось в Фолл-Крике. Ее люди ополчились против нее.

Маттиас представил, как тишина, словно черный дым, вьется вокруг его пальцев, закручивается по руке, обволакивает шею.

— Я подумал, что вы захотите узнать.

Дыхание дяди в его ухе стало единственным звуком, когда смех и крики у костра сошли на нет.

— Расскажи мне, что случилось. — Холодный голос прорезал время и пространство как коса. — Ничего не упускай.

Саттер рассказал сокращенную версию событий с Лиамом Коулманом в самом сердце катастрофы «Винтер Хейвена».

— Этот бывший солдат организовал расправу над моими людьми. Он убил вашего внука, Гэвина Пайка. И он убил Розамонд. Я сделал все, что мог, но я всего лишь один человек. Ничего не мог поделать, чтобы это остановить.