Чернышевский, конечно, не мог бы восстановить всю эволюцию представлений Панфилова о жизни, но кое-что понял, основываясь на его поступках, кое о чем догадывался, а некоторые вещи просто почувствовал, достроив в своей голове недостающие звенья.

Да и вступление Панфилова в борьбу с преступностью само по себе было очень красноречивым. Чернышевский долго вчитывался в текст обращения, с которым Панфилов выступил по телевидению, и мало-помалу «темная лошадка», которой до того представлялся ему его противник, начала понемногу светлеть.

А это было очень важно – понять движущие противником мотивы, понять идеи, которыми он руководствуется, особенно в том случае, когда эти идеи не материального характера.

Следующий вывод, который сделал Чернышевкий, был получен по методике перспективного прогнозирования, которой пользовался Чернышевский, разрабатывая модель будущих взаимоотношений с ФСБ. Главное, от чего он отталкивался, – мысль о том, что очень важно для Константина Панфилова самоуважение.

Самоуважение, построенное не на традиционной для криминалитета системе материальных ценностей, а на вещах идейных, можно сказать, нереальных. Нереальными они были, например, для самого Чернышевского. При всем том он прекрасно понимал, что если какая-то идея руководит действиями конкретного человека, то она уже реальна, – как мотив, на который можно опираться при разработке модели поведения.

Чем больше думал Чернышевский о Панфилове, тем проще казалось ему решение стоящей перед ним задачи. Панфилов, как только Чернышевский понял его систему ценностей, оказался вполне «управляемым» человеком. Нужно только найти ниточку, за которую необходимо дернуть, и Панфилов начнет исполнять танец, который закажет Чернышевский, он вообще, можно сказать, – марионетка, которой управляют ниточки жизненных ценностей. Короче, задача оказалась довольно простой.

Самолюбие его было полностью удовлетворено. Он нашел путь к Панфилову. Оставалось только продумать детали.

Прежде всего Панфилова нужно вновь оставить в одиночестве, то есть лишить напарника. Именно поэтому Чернышевский назвал Утину Макеева.

В конце концов, пусть сделают хоть что-то для успеха «общего дела»!

Это «хоть что-то», в представлении Чернышевского, создаст атмосферу тотального преследования Панфилова и вынудит его резко ограничить контакты с внешним миром и затаиться в какой-нибудь норе. Загнать волка в логово и заставить его думать над своей жизнью. Не важно, что именно будет он в этой ситуации думать, – любого человека заставь долго думать над тем, как прошла его жизнь, и он неизбежно впадет в депрессию.

А состояние депрессии, в которое нужно было загнать Панфилова, играло немаловажную роль в плане Чернышевского. Потому что в финале он готовил Панфилову своего рода «приманку». Ему нужно будет создать условия для этакого «подвига», совершить который его заставили бы обстоятельства.

Не реальные, конечно, обстоятельства, а те идеи, которыми Панфилов в своей жизни в последнее время руководствовался. Он – человек принципиальный, вот пусть его же принципы и подтолкнут его в объятия…

В объятия кого? Да того же Тузова, например. Тот очень даже неплохо справился со своим заданием, подставил Панфилова классически.

Тоже интересный тип. Честно говоря, Чернышевский думал, что Тузова пристрелят, когда он будет совершать теракт. Слишком уж непрофессиональное впечатление он производил. Но, с другой стороны, именно это обстоятельство и давало некоторое преимущество ему. Его безалаберный вид не вызывал особого беспокойства у тех, кто привык к настоящим профессионалам.

К тому же с головой и способностью делать выводы у Тузова было все в порядке. Сумел же он вычислить контакты Панфилова с Белоцерковским. Лучше и придумать было нельзя. Мало того, успешно провел в одиночку весьма сложную операцию и, что самое удивительное, остался жив.

Когда он явился к Чернышевскому, тот посмотрел на него, как на привидение. Будучи хорошо знаком с системой охраны ГБ, Чернышевский, едва получив сообщение от своей группы системного перехвата об убийстве Белоцерковского и о причастности к убийству Константина Панфилова, чьи отпечатки пальцев были найдены на месте преступления, как тут же понял, что Тузов задание выполнил.

Но тот не являлся к нему сутки, в течение которых Чернышевский, так и не дождавшись его с рассказом о подробностях, решил, что Тузова пристрелили и, возможно, сочли сообщником Панфилова. Увидел его у себя и выслушал рассказ о том, как он проснулся от того, что по карманам у него шарили малолетние проститутки, как он отправился с этими проститутками в ближайшую рюмочную и там опять напился до бессознательного состояния, как потом, очнувшись вновь на улице, на лавочке, не обнаружил в карманах ни денег, ни пистолета.

Напрягшись, он сообразил, что подобрал пистолет с газона, на котором спал, когда отправился с «девчонками» в рюмочную, но там-то, кажется, его и забыл. А вот куда подевались деньги, он вообще не помнит. Когда последний раз заказывал текилу, были на месте, а когда проснулся, нашел только банкноту в один доллар.

Откуда она у него взялась, он тоже хорошо помнит, – ему дали сдачу за текилу, он сунул эту сдачу в карман, но промахнулся и попал рукой за рубашку. Там и нашел он этот самый доллар.

Чернышевский посмеялся, вновь поудивлялся замшелости ментовского мышления, не позволившего сделать элементарный вывод о том, что пьяный человек под деревом в непосредственной близости от места преступления может иметь к нему отношение, и отправил Тузова отсыпаться и приводить себя в порядок.

Недалеко отправил, всего лишь в комнату отдыха здесь же на базе, приказал приглядывать за ним и ни в коем случае не давать ни капли алкоголя. Тузов был ему еще нужен, но сначала нужно было дождаться, когда ФСБ нейтрализует напарника Панфилова.

Тогда вновь на сцену выйдет Тузов. А пока пусть отдыхает.

Макеева подвела основательность, методичность, с которой он подходил к каждому делу, которое возникало на его жизненном пути. А так же привычка доводить дело до конца. Возможно, это было в его характере от природы, возможно, воспитано годами упорной работы над собой и стремлением как можно точнее понять окружающий мир. В отличие от Панфилова, стремящегося проникнуть в суть явления, Макеев больше внимания обращал на форму, думая, что, поняв законы, по которым этот мир функционирует, можно понять и более тонкие вещи.

Например, для чего он вообще нужен, этот мир?

С возрастом и опытом, особенно во время работы в милиции, Макеев начал понимать, что внешняя форма вовсе не отражает внутреннего содержания, и в милицейскую форму могут быть одеты самые настоящие преступники, и, наоборот, самая бандитская рожа может принадлежать человеку, который ни разу в жизни закон не нарушил.

Поздновато разобрался, надо сказать, из милиции к тому времени его уже успели выкинуть. Там упрямец, не желающий видеть нюансов в повседневной ментовской жизни, пришелся не ко двору. Но в Панфилове он все же успел рассмотреть человека под внешностью нелюдимого, некоммуникабельного бомжа.