В-третьих, Жуков критикует версию о предательстве псковитян на том основании, что Псков был отдельным государством и был поэтому в полном праве искать покровительства у немецких соседей. Относительно прав псковитян можно спорить. Все-таки Псков считался новгородским «пригородом» (то есть зависимой от Новгорода общиной). Однако в любом случае «исторический миф» об их предательстве вовсе не миф, а зафиксированное летописью отношение к поведению посадника Твердилы самих средневековых новгородцев. В летописи его поступок назван «переветом», то есть предательством. Когда историк спорит с другим историком – это нормально. Но когда историк начинает спорить с современниками и участниками событий, вполне недвусмысленно выразившими свое отношение к происходящему, – это уже только забавно.

И наконец, четвертый важный и самый «оригинальный» сюжет. «Засадный полк», о котором напрасно пишут все историки. Ведущий Гоблин совершенно закономерно начинает вспоминать Боброка Волынца и пр. Однако Клим Александрович прерывает его и объясняет, что это не тот засадный полк. Тот был на Куликовом поле, а это – на Чудском озере. Жуков изумляется, как это историки все один за другим пишут про засадный полк, хотя никаких данных в источниках ни о каком засадном полке нет. Ведь даже Владимир Терентьевич Пашуто, уж на что хороший историк, но и он не избежал соблазна написать про «засадный полк». «И как же это он?» – удивляется Гоблин. «В специфике военной истории разбирались плохо», – объясняет Клим Жуков. Нам же остается тоже удивляться: не писал В.Т. Пашуто ни про какой «засадный полк». В данном случае сразу обе типичные ошибки Клима Александровича Жукова сыграли свою роль: обличительный пафос и фактическая неразбериха в существенных деталях.

И, увы, этих ошибок во всей полуторачасовой беседе наберется немало. «Городовой полк» – совсем не то же самое, что полк дружинный. Принцип его формирования и социальный состав был иным. Новгородцы вовсе не называли себя «славянами», в источниках они именуются либо новгородцами, либо русскими и пр.

Быть может, читатель испытает недоумение: зачем так подробно разбирать видеоролик? Все просто. Причина в том, что с 29 октября 2015 г., когда эта видеобеседа была помещена на Ютьюбе, ролик набрал 1 318 572 просмотра. Такое количество просмотров многократно превосходит тиражи всей научной исторической литературы, вышедшей за тот же срок. Именно такими роликами формируется представление об истории у широких народных масс. Научные монографии, увы, имеют существенно меньшую силу воздействия.

Что можно сказать об информационном воздействии именно этого творения Гоблина и Клима Жукова? В принципе это, конечно, не бредни академика Фоменко и не «откровения» академика Пивоварова. Однако удручает критическое количество неточностей. Да и разоблачительный пафос, являясь хорошей приправой для возбуждения зрительского интереса, в большом количестве вызывает недоверие к исторической науке в целом. Недоверие даже и к самому Климу Александровичу Жукову как к историку и общественному деятелю.

Итак, возвращаясь к исторической канве Ледового побоища, каков итог? Если отставить в стороне разнообразные варианты фольк-хистори и обратиться к серьезным историческим работам современных исследователей, знакомая со школьных уроков истории схема без особого труда выдерживает «деконструкцию нарратива».

Для понимания роли князя Александра в противостоянии Руси католическому влиянию большое значение имеют адресованные ему послания римского папы Иннокентия IV. Эти послания сохранились в собраниях Ватикана благодаря тому, что при папском престоле уже в XIII в. функционировал отлаженный бюрократический механизм: исходящая корреспонденция составлялась в двух экземплярах, один из которых посылался адресату, а другой сохранялся в архиве. Благодаря этим документам мы имеем возможность взглянуть на события не только глазами древнерусских книжников, но и с точки зрения папских дипломатов.

Взгляды эти существенно разнятся. Сведения о посещении Александра папскими легатами содержатся в «Житии». Результат встречи в нем показан как весьма решительный отказ князя от какого бы то ни было сотрудничества с папой. Автор житийного текста влагает в уста князю гордую речь: «Отъ Адама до потопа, от потопа до разделения языкъ, от разьмешениа языкъ до начяла Авраамля, от Авраама до проитиа Иисраиля сквозе море, от исхода сыновъ Иисраилевъ до умертвия Давыда царя, от начала царства Соломоня до Августа и до Христова рожества, от рожества Христова до страсти и воскресения, от въскресения же его и на небеса възшествиа и до царства Константинова, от начала царства Константинова до перваго збора и седмаго – си вся добре съведаемь, а от вас учения не приемлем»[194]. Князь перечисляет основные вехи священной истории для того, чтобы показать, что он вполне осведомлен о христианском взгляде на развитие человечества и поэтому не нуждается в принятии нового учения. Послы вынуждены возвратиться восвояси.

На фоне решительного житийного Александра Александр папских посланий выглядит иначе. Следует отметить, что в посланиях очень детально проговаривается не столько позиция автора, сколько, как ни странно, позиция адресата.

В первом послании папа обращается ко князю, называя его благородным герцогом Суздальским (по фамильной принадлежности). Из него выясняется, что, по мнению папы, отец Александр перед смертью принял католичество. В связи с этим папа приглашает Александра последовать примеру отца, аккуратно намекая, кто в случае признания власти папы силы Тевтонского ордена могут быть направлены на помощь против татар.

Казалось бы, послание должно внести существенные коррективы в наши представления о церковно-политической ситуации в Северо-Восточной Руси. Принявший католичество великий князь Владимирский – это серьезно. Почему же никто из историков не спешит вносить изменения в привычную концепцию развития отношений Руси с папским престолом?

Дело в том, что Иннокентий IV указал источник сведений о крещении князя – это сообщение Иоанна де Плано Карпини. Папа сообщает: «Как стало нам известно из сообщения возлюбленного сына, брата Иоанна де Плано Карпини из ордена миноритов, поверенного нашего, отправленного к народу татарскому, отец твой, страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво отдал себя послушанию Римской церкви, матери своей, через этого брата, в присутствии Емера, военного советника. И вскоре бы о том проведали все люди, если бы смерть столь неожиданно и счастливо не вырвала его из жизни»[195]. Между тем упомянутый Иоанн оставил подробнейшее описание своего путешествия, в котором не упоминает ни словом о таком крещении. По мнению В.И. Матузовой и Е.А. Назаровой, в своем донесении о результатах дипломатической миссии посол преувеличил свои успехи. Но не стал этого делать в произведении, написанном для потомков[196]. То есть папа не располагал всей полнотой информации о происходящем.