— Не уверен.

— В чем дело?

Соколов рассказал про смерть Лизы.

— Припоминаю, — задумался Резо. — Кто-то из наших ездил к вам консультировать. Случай банальный: убийство на почве ревности.

— Так решил суд.

— А ты в этом сомневаешься?

— Нет, я уверен.

Резо бросил на него удивленный взгляд.

— Уверен, что тот, кого осудили, невиновен.

— На него думаешь? — Резо помахал бумажкой.

Соколов молчал.

— Не волнуйся ты, Максим. Не первый год замужем. Если это наш клиент, будешь знать о нем буквально все. Где остановился? Давай — ко мне. Моя Светлана уже на Тишинском рынке специи для сациви покупает.

— Нет, Резо, — отказался Соколов. — Сациви у тебя божественное, но баба твоя мне не нравится. Остановился я с Прасковьей у одной нашей родственницы. Вот ее телефон.

— Снова на бумажке?

Соколов молчал.

— Так серьезно? — в голосе Резо опять появился грузинский акцент.

— Как тебе сказать? Например, на вокзале меня встречал личный шофер с автомобилем.

— Номер машины не запомнил?

— Обижаешь! Но он наверняка нигде не зарегистрированный. А я и так тебе скажу, чья это машина.

— Куда сейчас?

— Можешь смеяться, — сказал Соколов, — но я еду в Историческую библиотеку. Нужен мне номер одного юридического журнальчика за прошлый век.

— Диссертацию пишешь? — засмеялся Резо, разливая коньяк.

— А что, старый опер уже не способен? Вот скажи мне, высокий начальник, что ты знаешь о романических убийствах?

— Каких?

— Романических.

Резо насмешливо посмотрел на Соколова.

— Эх, капитан! Видно, тебе в твоей тьмутаракани совсем делать нечего, если ты на романы переключился. Нам тут, понимаешь, романы читать некогда. У нас каждое дело — роман. Вот недавно отец изнасиловал несовершеннолетнюю дочь. Причем мать про это знала. А когда понял, что дочка от него забеременела, испугался, сволочь, задушил ее и закопал на дачном участке. Верная жена ему в этом помогала. Как тебе такой роман?

— Эта девушка, — тихо сказал Соколов, — дочь моего лучшего друга, фронтовика.

Резо вздохнул и разлил остатки коньяка. Не потому что торопил Соколова с уходом, а понял: не до выпивки его другу и не до шуточных разговоров. И даже не до сациви.

— Так бы сразу и сказал. А то убийства какие-то романические придумал.

— Это не я, — улыбнулся Соколов. — Это Аркадий Петрович Востриков. Вот, кстати, парень, которого не худо бы переманить к тебе в отдел. Талант, оригинал!

— Все, все! — с трагическим грузинским акцентом воскликнул Гонгадзе. — Ступай с глаз моих в свою библиотеку. Но вечером жди звонка. Нравится тебе моя Светка или не нравится, но без сациви и пары бутылок настоящего (он подчеркнул это слово) саперави ты от меня не отвертишься.

Резо позвонил в восемь вечера и предложил встретиться на Гоголевском бульваре. Максим Максимыч удивился, что старый приятель не приглашает к себе, но по телефону не стал ничего говорить. Подполковник сидел на скамейке, уткнув нос в поднятый воротник плаща. Был Резо сильно пьян. Не успел Соколов поздороваться и сесть рядом, как полковник протянул ему плоскую фляжку, в которой что-то плескалось.

— Злоупотребляешь? — попытался пошутить Соколов.

— На моем месте иначе нельзя, — возразил Резо. — Это только в кино милицейские начальники — архангелы с погонами. А я если в конце дня не выпью, напряжение не сниму, могу инфаркт заработать.

— Что случилось?

— Ты крепко подставил меня, Максим. Надеюсь, сделал это не нарочно.

— Резо!

— Молчи пока. Во-первых, по нашему ведомству на твоего физкультурника, считай, нет ничего. Или почти ничего. Два года назад обчистили его квартиру на Ленинградском проспекте. Домушников взяли по горячим следам в тот же день, причем со всем награбленным добром.

— Ну и?..

— Дальше как в кино. Потерпевший рассыпается в благодарности сотрудникам милиции. Те предлагают ему проверить, все ли вещи на месте.

— Все?

— Потерпевший утверждает, что все. Еще бы ему это не утверждать! Того, что ему вернули, было по самой скромной оценке почти на двести тысяч рублей.

— Новыми?

— Конечно.

— И как же объясняет простой советский учитель физкультуры такое богатство? — спросил Соколов.

— Я тебе сказал: как в кино. Неожиданное наследство от покойной тетушки, с которой при жизни контактов почти не имел, но она нежно обожала своего единственного племянника. Тетушка — младшая сестра отца Гнеушева, урожденная графиня. Так что твой физкультурник — простой советский граф.

— Да что там было-то?

— Коллекция картин. Исключительно русские художники конца девятнадцатого — начала двадцатого века. Левитан, Поленов, Саврасов, Малевич, Бенуа, Петров-Водкин…

— Подлинники?

— Такие, что им позавидовали бы Третьяковка и Русский музей.

— Повезло ему с тетушкой.

— Слушай дальше. Наши ребята, само собой, картины до конца следствия не возвращают. Интересуются их биографией, а заодно биографией физкультурника. Выясняется, что тетушка, по словам соседей, аристократическим образом жизни не отличалась. Пила беспробудно, клянчила у соседей взаймы. Однако после ее смерти в квартире обнаружили целую картинную галерею. А в тумбочке лежало грамотно составленное и заверенное нотариусом завещание на имя любимого племянника.

— Откуда дровишки?

— Ни за одной картиной нет криминала. Все тетушка покупала у частных антикваров. Брала не скупясь. Но все, кто имел с ней дело, в один голос утверждали, что в искусстве она не была ни ухом, ни рылом. Работала по чьей-то наводке.

— Гнеушева?

— Конечно. Но это, Максим, не самое интересное. Антикварный мир тесен. Каждый серьезный коллекционер нам известен. Но когда наши ребята обратились в Комитет государственной безопасности с резонным вопросом, не заинтересует ли их такой таинственный клиент, то получили по рукам со страшной силой. И не только Гнеушеву все вернули, но еще и извинялись за вторжение в личную жизнь. Гнеушев принял извинения спокойно, с некоторым, я бы сказал, аристократическим благородством.

— Это он умеет, — нахмурился Соколов.

— Собственно, и все.

— Спасибо, Резо. Как я и думал, за Гнеушевым стоят на самом верху.

— Он думал! — вскричал Гонгадзе с горечью. — Он думал! Почему мне ничего не сказал?

— Ну прости. Понимаешь, Палисадов (ты его знаешь) намекнул мне, что этот физкультурник не совсем физкультурник.