– Он куда-то пропал. Не отвечает ни на звонки, ни на смс. Я не знаю, что думать…

Витя обнимает Эн так крепко, как только может. Ему срочно нужно почувствовать ее и передать как можно больше тепла. Ее глаза полные боли и страдания, словно иглы под кожу.

– Анют, я не знаю, что сказать… Точнее, не знаю, что тебе посоветовать, но в одном точно уверен… Он не достоин тебя, и это не любовь. Это какая-то болезнь, от которой тебя нужно вылечить.

– Да. Но как? Я не могу перестать даже думать о нем.

– Если ты позволишь мне, – Витя нежно касается поцелуем ее волос и кладет ладонь на затылок, отстраняясь. – Мы можем просто попробовать, – шепчет он, наклоняясь к ее губам.

Легкий неспешный поцелуй с соленым привкусом слез. Пара секунд без боли и посторонних мыслей в голове. Только он. Только она. Нежность в обнимку с грустью.

– Подумай, хорошо? – Вит вновь прижимает к груди обескураженную девушку, касаясь щекой ее макушки.

– А как же твоя девушка?

– Считай, что ее уже нет.

Аня вслушивается в бешеный стук его сердца, понимая, что ее собственное бьется с той же сумасшедшей скоростью.

– И последний вопрос. Кто он? – произносит Вит, стараясь не выдать убийственной злости в голосе.

***

Я и представить не могла, что все будет настолько сложно, но Мор просто с железным спокойствием объясняет одно и тоже из раза в раз, словно читает лекции по математике каждый день. После нескольких часов мучений, мы перебираемся из кухни в гостиную, чтобы Саша мог прилечь. Он, конечно, делает вид, что у него все в порядке, но зеленоватый цвет лица и покрасневшие глаза говорят об обратном. Меняю ему повязку, и рана на голове выглядит довольно неплохо. Это, конечно, хорошо, но не гарант быстрого восстановления. Мореву нужно больше отдыхать, вот только он совершенно ничего не хочет слышать.

После недомедицинского осмотра, Мор с особой настойчивостью возобновляет свой курс «Математика для чайников» и в очередной раз показывает мне, что нужно делать. Уговариваю Сашу уже раз десятый перенести занятие на несколько дней, чтобы дать ему восстановиться, но он лишь недовольно качает головой и продолжает расписывать пример решения. Бесполезно. Упертый, как баран.

А у барана красивый почерк, такой необычный, еще и с неправильным наклоном. Этот человек весь какой-то неправильный, но при этом невероятно интересный. Когда он не пытается казаться главным представителем парнокопытных, то вполне может сойти за милого и веселого парня. Но в нем словно две сущности, и они обе ненавидят друг друга.

– Мореева, ты меня слушаешь?

Моргаю несколько раз, понимая, что снова все пропустила. Нехорошо.

– Эм… Зачем вообще все это нужно? – роняю голову на сложенные на столе руки. – Я просто безнадежна.

Щелчок по голове заставляет тут же сесть ровно.

– Хватит ныть. Просто сосредоточься и постарайся. Поймешь принцип и все получится. Давай еще раз.

Твердо киваю, собирая волю в кулак. Нет ничего невозможного, было бы желание и правильная поддержка. Парень рядом со мной не обязан делать все это или вообще находиться здесь. Но он здесь. Рядом. Его не нужно просить, и это не взамен чего-то и не расплата. Он мог бы уйти, мог бы вообще не предлагать свою помощь…

Да, мы все время говорим о каких-то долгах, но скорее всего, просто не можем оставить другого в беде. Нормальное человеческое отношение, но подкрепленное чем-то более основательным. Наверное, роль играет, что мы знакомы уже очень давно и у нас есть общее, пусть и не совсем радужное, но веселое прошлое. Мы друг другу не чужие. Логично? Думаю, да. Но кажется я все еще не нашла последний пазл. Какой-то кусочек до сих пор не на своем месте.

– Получилось, – отрываюсь от тетради, в которой только что решила один из вариантов дополнительного задания. – Саш?

Неужели уснул? Ну это не так уж и удивительно, уже довольно поздно. Темнота за окном не подсказывает время, но позволяет хоть немного сориентироваться.

Мор лежит на диване, положив одну руку на глаза, прикрываясь от света настольной лампы, а я сижу на ковре, за невысоким круглым журнальным столиком и снова пялюсь на него спящего. Кажется, это скоро может стать моим хобби. Рука тянется к карандашу, но я вовремя останавливаюсь. Это уже похоже на какое-то помешательство, но мне хочется все время рисовать его. Видеть. Чувствовать его присутствие. Но больше всего мне хочется узнать его ближе. Стать другом и избавить от всех замков, которые он навесил на собственное сердце. Я так отчетливо заметила это только сегодня. Он может остановиться на середине предложения, задумавшись, и мгновенно погрустнеть, а через секунду становится яростным и полным ненависти к самому себе. Он улыбается всего несколько секунд, а затем будто бьет себя, стирая веселую мимику. Он невероятно искренний, но почему-то не позволяет себе быть настоящим все время. И я хочу узнать, почему и помочь избавиться от этого.

***

Морев открывает глаза и боится даже пошевелиться, потому что совсем рядом, сложив голову на руки, за столом спит Настя. Желтый свет настольной лампы освещает образ девушки, и можно разглядеть даже как мышцы на ее лице сокращаются, видимо, из-за беспокойного сна. Красивая. Даже сейчас. Губки чуть приоткрыты, и к ним хочется прикоснуться, чтобы ощутить мягкость и попробовать на вкус. Волосы, собранные в хвост, растрепались и золотыми нитями окутывают плечи и шею. Нежная, словно неземная. Хрупкая, ранимая, но когда необходимо сильная и решительная. Она прекрасна, и именно поэтому ей не место рядом с таким как он.

Мор задевает рукой что-то на полу и нащупывает под диваном тетрадь. Поднося вещицу к лицу, он удивленно ее рассматривает, ведь она принадлежит ему. Тетрадь выскальзывает из рук и падает обратно на пол, раскрываясь. Саша смотрит на разворот страниц и не может поверить. Это он. Каждая черта, каждый штрих передает все настолько точно. Она рисовала его? Эта мысль отчего-то обжигает грудную клетку.

Мор занимает сидячее положение и тянется к столу за карандашом. Перевернув страницу, он набрасывает очертания. Тишина в комнате нарушается лишь скрежетом умирающего грифеля. Штрих. Взгляд. Вздох. Морев глядит на портрет девушки, нарисованный им, и понимает, что обречен. Он снова в нее влюбился. Хотел держаться подальше, но как идиот искал везде лазейки, чтобы подобраться ближе.

Только это не может больше продолжаться. Нельзя быть таким эгоистом. В следующий раз пострадать может она. Он не должен этого допустить. И так все зашло уже слишком далеко. Треск рвущейся бумаги должен разбудить девушку, но она лишь громко вздыхает, поерзав. Видимо, слишком устала.

Листок ложится рядом с ее рукой, и Морев легко улыбается, глядя на спящую Настю. Он безумно счастлив видеть ее снова, но для них обоих было бы лучше больше вообще не встречаться.

***

Снова и снова перерисовываю один и тот же символ, что бы понять, что же он написал. Я потратила на мысли о Мореве все утро и это жутко злит. Даже моя любимая скамейка не помогает расслабиться.