Отодвинув ящик стола, он велел наклониться и повязал на шею бархотку с колокольчиком:

— Тебя не должны путать с авердами. Браслет не прячь, держи на виду. От меня без разрешения не отходи.

Я кивнула. Разумеется, я не ровня другим приглашённым, мне вообще повезло, что попаду во дворец.

Дворец поразил воображение. Впрочем, это было несложно — что я видела в своей жизни?

Море огней, зеркал, света, позолоты. Залы такие огромные, в них легко потеряться.

Хозяин тащил за руку, не давая ежеминутно застывать перед очередной картиной или статуей. Не выдержав, даже шикнул:

— Хватит меня позорить! Ведёшь себя, как деревенщина! Или Кевар настолько беден, что для тебя всё в диковинку? Ладно, погуляешь потом с лакеем, насмотришься.

Я смущённо кивнула:

— Просто я никогда не видела дворцов.

То ли сжалившись, то ли представив себя на моём месте, хозяин коротко рассказал о короле и перечислил комнаты, которые мы прошли.

— Может, мне тебя в картинной галерее оставить? — задумчиво пробормотал он. — По крайней мере, скучно не будет, и для образования полезно. Понятия не имею, чему учат девушек в Кеваре.

Я промолчала, понимая, что вопрос был адресован не мне, а самому себе.

Лакеи, почтительно поклонившись, отворили створки тяжёлых дверей, и хозяин вошёл в танцевальную залу. Я собачонкой следовала за ним, постоянно кланяясь и делая реверансы — не хотелось оскорбить какого-нибудь заносчивого норна или норину.

На меня смотрели с удивлением и интересом: видимо, нечасто норны брали с собой торх. Но я оказалась не единственной — на полу, на подушках, сидели ещё несколько женщин разных возрастов в серых платьях с колокольчиками на шее. У одной, правда, колокольчика не было, и сидела она на низкой табуретке, тепло посматривая на стоявшего рядом мужчину. Наверное, хозяина.

— Холостые иногда приезжают с торхами, — объяснил мой собственный хозяин. — Остальные берут и жену, и торху, если она этого заслуживает.

— Заслуживает? — я удивлённо взглянула на него. — То есть примерно себя ведёт?

Норн рассмеялся:

— Нет. Родила хозяину хороших сыновей. Так, на будущее, такая торха пользуется уважением, её полы мыть не заставят. Иди, поговори с ними, тебе на пользу.

Он подтолкнул меня к торхам.

Сев на пол, я представилась, не забыв назвать имя хозяина — всё равно спросят.

Двое из пятерых проявили ко мне интерес, остальные сдержанно кивнули.

Одной из тех двоих оказалась улыбчивая торха. Изящно поднявшись и, получив одобрительный кивок от хозяина, она подошла ко мне.

— В первый раз здесь? Давай отойдём, осмотримся, пока торх в другую комнату не увели.

— Зачем?

— Появится король, а мы не достойны мозолить ему глаза.

— Можно спросить? — я смутилась, но любопытство победило. — Почему на вас нет колокольчика?

— Потому что мне можно его не носить. Я благонадёжная торха, — рассмеялась женщина. — А, если серьёзно, то скоро стану импари. Во всяком случае, хозяин намекал, что после четырёх здоровых сыновей и двух прекрасных дочек я достойна ею стать. Мне признаться, всё равно, я готова родить седьмого и будучи торхой.

— То есть, вам нравится быть рабыней?

— А я не чувствую себя рабыней. Стыдно признаться, — хихикнула она, — но я тряпку в последний раз пять лет назад в руках держала. Сама хырами командую, за порядком в доме слежу. Моя главная забота — хозяин, чтобы ему было хорошо. А разве может быть в тягость делать приятное тому, кого любишь? Да, хозяина можно любить и быть счастливой.

Я недоверчиво взглянула на неё. Как можно любить того, кто тебя купил? И даже озвучила свои сомнения.

— Дурочка ты! Он обычный мужчина, может испытывать и вызывать чувства. Я же сначала тоже такая, как ты была: дикая, замкнутая, к себе его не подпускала. А потом всё как-то само собой вышло, особенно после того, как он вторую торху завёл. В итоге ту, вторую, он другу подарил, тем более девчонка с норовом оказалась, а я каждое утро просыпалась с ним рядом. Он для меня как муж, жизнь отдать за него готова. Мой Сотьер.

Торха обернулась, отыскав своего норна в толпе, послала ему улыбку.

— А импари…

— Импари — младшая жена, не из благородных. Жена, носящая фамилию мужа, но не получающая его полного титула. Хотя обращаться к ней следует, как к норине, со всеми вытекающими отсюда правами. После его смерти она ничего не наследует, если только супруг в завещании не упомянет, зато её дети — норны.

— Мне кажется, — взволновано шепнула она, — что Сотьер уже кольцо заказал. Иначе зачем он о чём-то с ювелиром говорил, оставив меня на улице? Тем более что любовницы у него уже нет, — женщина самодовольно улыбнулась, давая понять, что приложила руку к избавлению от соперницы, — а жена умерла два года назад. Да и колокольчик не велел надеть — значит, вольную подписал.

Вольную… Стало быть, такое возможно, без всяких сыновей, похожих на норна. Или я неправильно трактовала закон, и имелось в виду, что ребёнок должен понравиться норну? Да нет вроде, там ясно было сказано что-то о внешности. Первенец, копия отца.

— Анарина, иди сюда!

Моя собеседница вздрогнула, извинилась и упорхнула к хозяину. Тот взял её за руки, что-то сказал. В ответ она просияла и поцеловала его в губы. Норн ответил на поцелуй, обнял, повёл куда-то.

Потом я видела, как они танцевали. Как она смотрела ему в глаза. Как после он взял с подноса два тонких бокала и, усадив торху на колени, отдал один из них ей. Слышала, как она смеялась, как вежливо, без смущения, здоровалась с некоторыми дамами и кавалерами, обмениваясь с ними парой фраз.

Ей позволили остаться, даже когда объявили о выходе высочайшей особы — короля Никотаса Второго. Значит, не ошиблась, и уже аверда. Счастливая!

Но были и другие, которых не любили хозяева и которые боялись и ненавидели своих мучителей. Они жались у их ног, вздрагивая от каждого движения, прятали лица в ладонях и старались слиться с полом. На обнажённых руках виднелись следы от ожогов и свежие царапины.

У одной даже рассечена бровь. Недавно: кровь ещё не запеклась.

Торха стояла на коленях перед высоким широкоплечим мужчиной и испуганной скороговоркой повторяла: «Я сейчас всё вытру, пятна не будет!». Оказалось, она нечаянно пролила на него пару капель вина. За это норн и ударил. А потом заставил торху вытирать вино собственным платьем.

— Усерднее, тварь! — схватив её за волосы, норн ткнул несчастную носом в пятна. — А то языком будешь лизать!

— А и правда, Тадеуш, пусть языком полижет, — с готовностью откликнулся его друг.

— Слышала?!

Торха даже не попробовала возразить, сделав то, что от неё хотели.