Вот как у него получалось это делать? С легкостью фокусника менять ее мнение на противоположное и подавать это под соусом ее личной инициативы? О, теперь Яне не казалось удивительным, что Макиавелли, как и Марко, родился в Италии. Чертов манипулятор!

– Хорошо, – сдалась она, обращаясь к Самохину: по торжествующей улыбке мужа легко читалось, что перевод начальству не требуется. – Давайте в четверг, чтобы у меня было время подготовиться.

Марко оказался прав в одном: если уж фотографии с банкета не убедили бы его мать в искренности молодоженов, то оставался один вариант – выдать ей свечку и пригласить в спальню. На какое-то мгновение Яна и сама уверовала в свою историю. Настолько естественным ей казалось готовиться к банкету, шить новое платье из остатков ткани, записываться в салон красоты.

Чтобы не вызывать подозрений, ее фиктивный муж вел себя как истинный влюбленный, которому, наконец, разрешили повсюду демонстрировать свои чувства. На работе он улыбался без конца и ни на секунду не оставлял Яну без внимания. Даже когда ей казалось, что он целиком погружен в составление рецепта или проверку консистенции ризотто, он неожиданно поворачивался к ней, чтобы подмигнуть, коснуться, игриво шлепнуть по телячьему филе или коротко поцеловать в кончик носа. И выглядело это настолько трогательно и естественно, что она рассекала по кухне с глупой улыбкой, сама чмокала его при встрече, умильно поднявшись на цыпочки. Словом, расслабилась и позволила себе с головой уйти в иллюзию счастливой новобрачной. В глубине души Яна понимала, что ни к чему хорошему это не приведет, но устоять было невозможно. Будто по ресторану распылили розовый газ, и все, кто попадал в зону поражения, вели себя, как персонажи голливудской романтической комедии.

Утренний банкет вышел ровно таким, каким видит свадьбу своей дочери каждая уважающая себя мать. В случае Яны и Марко, правда, речь шла скорее о его матери, но кем бы ни была синьора Бурджарини, она бы осталась довольна. Ни Альберт Ильич, ни его совладелец на праздник не пришли, чем сделали Яне огромное одолжение. Она чувствовала себя свободно и за те три часа, что отвело им руководство, ни разбила ни единого бокала и не уронила на пол не одного леденца. И хоть вина не было, Марко позаботился о том, чтобы подкосить ее трезвость. После каждого «горько» длительность его поцелуев росла, а поскольку тамады и выпивки не было и кричали много уже хотя бы от скуки, к концу праздника у нее болели губы. Бесстыдно распухли и дрожали, будто их кололи сотни крошечных иголок.

Спасибо Игорю, старшему повару, снимков вышло море. И тосты, и пресловутые поцелуи, и столы с закусками. Гости настолько вписывались в картину русской свадьбы, что Яна начала потихоньку придумывать каждому из них степень родства, чтобы было потом что рассказать свекрови.

– Я думаю, мы должны встретиться с твоей мамой, – сказал Марко, когда торт с лепестками из марципанов был разрезан и Самохин объявил, что через час надо освободить зал.

– Плохая идея.

– Разве ты не угостишь ее тортом?

– Нет, пусть ребята разберут.

– А как объяснишь платье?

– Захотела – и сшила. Марко, услышь меня, пожалуйста, – Яна артикулировала нарочито отчетливо. – Я не хочу, чтобы моя мама знала о свадьбе.

– И она даже не спросила про кольцо?

– Я снимаю его дома.

– А если она увидит фотографии в инстаграме?

– Я не выкладывала снимки свадьбы.

– Кого-то из твоих коллег? Лизы?

– Марко! – не сдержалась Яна. – Мы не будем ей говорить. Я не буду ей говорить. И давай прекратим уже этот фарс.

Марко дернулся, словно она дала ему пощечину. И Яна моментально пожалела о своих словах, но отступать было некуда. Ей и самой пора было принять ледяной душ или таблетку от лишних фантазий. Сейчас все это выглядело мило и забавно, но сколько может продолжаться игра? Они ведь взрослые люди, чтобы воображать себя Кеном и Барби. И что будет, когда они осознают, что заигрались? Вдруг поймут, что у них уже домик в пригороде и двое детей? Лучше бы вовремя прекратить. И пусть это вышло не к месту и слишком резко, пусть ей тут же захотелось повиснуть у него на шее и просить прощения и поцелуев, Яна расправила плечи и подняла подбородок.

– Как скажешь, – ответил он, наконец. – Делай, что хочешь. Я всего лишь забочусь о том, чтобы кто-нибудь не догадался о нашем, как ты сказала, фарсе. Не знаю, как у вас, в России, но у нас к фиктивным бракам относятся очень жестко. И если что-то пойдет не так, никакого гражданства ты не получишь.

– Я взрослый человек, Марко. И не собираюсь делать глупости. У тебя есть фотографии для мамы? Есть. Остался ли хоть один человек в этом проклятом ресторане, который бы не видел, как ты засовываешь язык мне в рот? Не думаю.

– Хорошо. Но я думаю, что, какие бы отношения ни были у вас с мамой, она заслужила знать.

И, не дав ей возразить, Марко поднялся из-за стола и направился на кухню. Розовый туман рассеялся, обнажив привычное поле боя и сурового генерала с верным Фабрицио. Праздник кончился, и, если бы не привкус марципана во рту, Яна сочла бы банкет собственной выдумкой.

Перемену в шефе прочувствовал каждый.

– Вы поссорились? – с тревогой спросила Аллочка, помощница по десертам.

Пухленькая, как маленький фаянсовый китайчонок, она больше всех переживала за счастье молодоженов.

– Нет, не можем определиться с медовым месяцем, – брякнула Яна первое, что пришло в голову.

– Ой, я слышала, что самое романтичное – это Венеция… – Аллочка мечтательно прикусила нижнюю губу. – Конечно, для шефа в Италии нет никакой экзотики… Но я бы убила за такое… Закат, каналы…

– Не помню, чтобы я разрешал перерыв! – раздался грозный голос, и Аллочке не понадобился перевод, чтобы, испуганно пискнув, вернуться к шоколадному муссу.

– Теперь будешь на всех срываться? – Яна повернулась к источнику праведного гнева.

– Я просто прошу выполнять свою работу, – Марко стиснул челюсти. – Или мне надеть блестящие крылышки и порхать от стола к столу?

– Хочешь, я вынесу этот вопрос на голосование?

– Потерпи. Через пару часов я закончу, и ты сможешь идти домой.

– Я не жаловалась.

– О, перестань. У статуи Девы Марии Скорбящей в нашем храме на лице меньше страдания, чем у тебя сейчас.

Поняв, что спорить с Марко не только бесполезно, но и чревато, до конца рабочего дня Яна раскрывала рот только для перевода. Честно дождалась положенного времени, сняла халат и собралась домой. Вечер был душный и слишком тихий, как бывает перед грозой. Стемнело рано – не из-за приближения ночи, а из-за сизых туч, ползущих над городом жирной надутой гусеницей. Воздух стал густым и тяжелым, и Яна, понимая, что сейчас ливанет, – после долгой аномальной жары не могло быть иначе, – вызвала такси и встала у остановки. Жалко было прическу, макияж и, в первую очередь, платье. Глупо было не взять никакую одежду на смену.