— Что тебя интересует?

— Все. Жили-были и так далее. Шесть дней назад жила-была Стелла, и 27 августа 2000 года она все еще была жива.

— Примерно в восемь утра мы проснулись, — говорит Мартин. — Проснулись мы оттого, что собака, которая никогда не лаяла, вдруг подала голос.

— Хоффа, да?

— Да.

— Странное имя для собаки.

— Его назвали в честь американского профсоюзного деятеля Джимми Хоффа.

Мартин оглядывается на дверь, словно ожидая, что собака сейчас ворвется в гостиную.

— Его здесь нет, — говорит он. — В смысле — собаки. Ее нет. Я ее… отдал.

Я сверяюсь со своими записями.

— Итак. Собака лает, и вы просыпаетесь, проспав… Сколько? Три часа?

— Да, но это обычное дело. Мы редко спим дольше. Я по-прежнему больше боюсь снов, чем бессонницы.

Мартин умолкает, закуривая сигарету.

— Мы со Стеллой просыпаемся и бежим вниз, в коридор. Хоффа нагадил по всей квартире. Это какая-то убогая собака. Я об этом говорил? Всякий раз, когда он поднимает голову и смотрит на тебя, его хочется ударить. Такие уж у него глаза. Взгляд такой. Он ждет, чтобы его ударили, а защищаться ему и в голову не придет. И вот тем утром собака обделалась прямо дома, встала перед дверью и начала лаять. Мы просыпаемся, а вокруг все… перевернуто вверх тормашками. Все разбросано. Мы оба шатаемся, как лунатики. Я тру глаза, но не могу прогнать сон. Стеллу вдруг стало тошнить, и она побежала в ванную. Воздух сырой, теплый и влажный, все залито солнечным светом. Собака, которая никогда не лаяла, сейчас лает. Весь пол вымазан собачьим дерьмом. Звонят колокола. Воскресенье, поэтому они и звонят. По лестнице сбегает Аманда, ее волосы взлохмачены, а на лице какие-то красные пятна… На ней мятая белая футболка, ноги у нее длинные и загорелые, у нее большая грудь. «Что происходит? — спрашивает она шепотом у Стеллы. — Что происходит?» — «Меня тошнит», — отвечает Стелла. Мы все — Аманда, Стелла и я — стоим в коридоре, посреди куч собачьего дерьма, и собака с нами. Би исчезла. Поэтому собака и лает. Би ушла и не взяла с собой пса. По утрам она обычно гуляет с ним. Это ее собака. Это ее обязанность. Но сейчас она исчезла.

Через какое-то время она нашлась. Она стоит в своей голубой ночной рубашке возле забора и смотрит в соседский сад. Глазастый ребенок! За оградой батут, и на нем прыгают две девочки. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Школьные подружки Би. Хотя «подружки» — не самое подходящее слово. Несколько месяцев назад девчонки пнули Хоффу в живот. И с тех пор Хоффа сам не свой. Би ведет себя так, будто это ее пнули. Иногда она исчезает, и обычно мы находим ее на этом самом месте: она стоит, уставившись в соседский сад. Би по эту сторону забора, а девочки — по ту. Вверх-вниз на батуте, вверх-вниз, вверх-вниз. Это на удивление яркое зрелище — дети, прыгающие на батуте. Ни Стелла, ни Аманда, ни я — никто не может глаз отвести от прыгающих девочек.

Мартин закуривает.

— На нас тоже занятно посмотреть, — говорит он. — Семейство из четырех человек и убогая собака в придачу, и все стоим у соседского забора. Все четверо — в пижамах, лохматые, и все четверо, — тут Мартин задумывается, — какие-то выбитые из колеи. По-другому не скажешь. Мы выбиты из колеи. Нас выбили. Мы сломлены. Мы как беженцы в чужой стране. Когда мать одной из девочек на батуте заметила нас с веранды и пошла к нам с дымящейся чашкой в руках, мы и с места не сдвинулись. Мы стоим возле ее дома, прижавшись друг к другу, словно бродяжки. Гордо подняв голову, она подходит ближе. Почему вы здесь стоите? Что вам нужно? Почему вы не дома? Почему вы в пижамах?

И тут Стелла опомнилась. Она прокашливается и показывает на двух девочек.

«Эти две пнули собаку моей дочери, — тихо говорит она. — И мне кажется, они должны извиниться за это».

Мать батутовых девочек ошарашена.

«Но, Стелла, — говорит она, делая ударение на ее имени. — Мы же разобрались с этим несколько месяцев назад. Собака была без поводка, девочки испугались… Никто из нас не знает, что там случилось на самом деле».

Мать батутовых девочек смотрит на Би так, будто намекает, что уж на ее-то слова полагаться никак нельзя.

«Я точно знаю, что случилось», — устало вздыхая, говорит Стелла. Она опять почти заснула, стоя прямо возле соседского дома. Такой она стала после болезни: вспыхнет на миг — и быстро угасает.

«Какая разница», — произносит она и отворачивается от женщины.

«Пойдемте отсюда», — говорит она нам.

Она берет Би за руку и уходит.

Мы с Амандой и собакой тоже разворачиваемся и идем домой вслед за ней.

Остаток дня прошел в каком-то сонном тумане. Мы со Стеллой много спали, нам никак не удавалось по-настоящему проснуться. На окне слабо колыхалась темная шаль. Раньше Стелла требовала, чтобы днем мы убирали ее и впускали солнечный свет. Теперь мы больше этого не делаем. Шаль висит на окне, и внизу ее прикрепляют к подоконнику четыре кнопки: одна синяя, две красные и зеленая. Из комнаты Аманды доносятся механические звуки «Нинтендо». В собачьей корзине клубочком свернулась Би. Они часто лежат вместе: собака обнимает лапой Би, или Би обнимает собаку. В доме тишина. Только из комнаты Аманды слышится бесконечное пиип-пиип-тюуум-пиип-пиип-тюуум. Мы со Стеллой лежим бок о бок на кровати, прямо поверх одеяла, и глядим в потолок.

— Слышишь, какая тишина, — говорит она.

— Угу, — в дреме отвечаю я.

— Сразу и не подумаешь, что в этом доме живет семья из четырех человек, — говорит она, — двое из которых дети.

Я зеваю.

Легкий ветерок с улицы колышет шаль.

— Смотри, вон господин Поппель, — говорит Стелла, приподнимаясь.

— Ага, — отвечаю я, — она самая.

А потом начинается дождь.

— В конце концов мы засыпаем, — рассказывает Мартин. — Мы спим, а дождь идет. Так приятно засыпать под звуки дождя. Дети привыкли к тому, что днем, когда мы не на работе, мы спим, поэтому они нас не беспокоят. Но Би все же заходит к нам в спальню.

— Мама, — говорит она.

— Дай мне поспать, — отвечает Стелла.

— Но мне нужно тебе что-то сказать, — говорит Би.

— Давай попозже, дружок, — отвечает Стелла.

Потом Стелла берет Би за руку и тянет к себе.

— Полежи-ка чуть-чуть со мной, — говорит она. И мы засыпаем все трое.

Где-то через полчаса мы просыпаемся. Дождь по-прежнему стучит о подоконник. Би ушла к Аманде. Мы одни в комнате. Мы разговариваем. Стелла напомнила мне про тот день, когда я привез ей диван и чуть не выпрыгнул в окно с девятого этажа. А потом она начинает плакать.

Хочу начать все заново, говорит она. Хочу опять увидеть тебя за окном. Хочу, чтобы мы опять поехали праздновать семидесятипятилетие твоей бабушки, хочу, чтобы у нас опять родилась Би. Больше всего хочу, чтобы у нас был… Я не хочу, чтобы было так тихо.