– А про ногу сказал?

Васька озабоченно сдвинул брови:

– Чего?

– Про ногу, говорю, сказал?

Васька, обалдело глядя на Глеба, покачал головой:

– Нет.

– Вот поэтому эта дрянь тебя и куснула. В следующий раз, когда будешь говорить с Богом, не забудь его попросить, чтобы уберег твою ногу от волчьих клыков.

– Вот оно что! – пробормотал Васька. – Хорошо, что ты сказал. Я бы не догадался.

– Не за что. И за руку попроси. И за уши. И обязательно за задницу, не то оттяпают.

Глеб сорвал травинку, сунул ее в зубы и, ухмыляясь, пошел прочь.

Васька поспешно натянул обувку, подхватил с земли вязанку дров и поспешил за Глебом.

У костра возбужденный приключением и обновленный верой Васька нарвался на конфликт с поручиком Путятой.

– Хватит мелькать перед глазами! – рявкнул на Ваську тот, сидя у костра и перематывая обмотку на своих огромных ступнях. – Будешь под ногами путаться, дам пинка!

Еще час назад Васька бы стушевался и забормотал извинения, но сейчас он был уже не тот, что прежде, а потому гордо выпятил грудь и хаманул:

– Дать-то дашь, но гляди ногу не поломай!

Путята изумленно уставился на Ваську и рыкнул:

– Ах ты, щенок…

Он замахнулся, чтобы дать парню подзатыльник, но Васька, вместо того чтобы сжаться, гордо поднял голову и дерзко взглянул княжьему поручику в глаза:

– Попробуй только ударь! Ночью подкрадусь и камнем зашибу!

Путята прищурил глаза и усмехнулся:

– Не боишься, значит?

– Не боюсь.

– С чего бы это?

– А с того, что я теперь христианин, – дерзко ответил Васька. – А христианин никого не боится. Даже духа болотного, не то что тебя, бедолагу.

Широкие брови Путяты сошлись на широкой переносице.

– Это ты меня бедолагой называешь? – уточнил он.

Васька усмехнулся:

– Ну, не себя же. Я-то ведь больше не бедолага. Ты по миру идешь одинок, несчастлив и суетлив. А со мною – Бог. А значит, я сильнее тебя. Даже если ты меня убивать станешь, я тебе в лицо улыбнусь, как сильный слабому улыбается. И улыбка моя, даже когда умру, в душу тебе западет и всю ее перевернет, перепашет. И выйдет, что я все равно сильней тебя.

Путята обдумал слова Васьки и, хмыкнув, поинтересовался:

– И как твой Бог велит тебе жить?

– В любви, – ответил Васька, искоса поглядывая на Осьмия, который сидел в стороне, повернувшись к костру боком и закрыв глаза. (Молился, наверно.) – Кто не любит, тот не познал Бога! – сказал Васька. – А я теперь любить хочу. Живешь ты, дядька Путята, в шкуре своей, как крот в норе, и того не знаешь, что все, что нужно человеку для счастья, это любовь. Жалкий ты. Ладно, пойду к реке, умоюсь.

Васька повернулся и зашагал к реке.

Путята проводил его хмурым взглядом и пробормотал:

– Все, что ему нужно, это любовь. Слыхали, ребята? Это его старик Осьмий с панталыку сбил. Ничего, жизнь щенка научит.

4

Айсарана вышла из реки голая, ослепительно красивая. На фоне потемневшего неба ее тонкая фигурка казалась вырезанной из дерева или высеченной из камня.

Васька не таился. Завидев его, девушка не испугалась. Она спокойно обтерлась сухим мхом и неторопливо оделась. Васька стоял, переминаясь с ноги на ноги, но не мог ни уйти, ни отвести взгляд. Наконец он тихо проговорил:

– Айсарана.

– Чего тебе? – откликнулась девушка.

– Можно я с тобой рядом постою?

– Ты и так стоишь.

– Но я хочу с тобой говорить.

– Ты и так говоришь.

Она откинула влажные русые волосы и перевязала их ленточкой. Сердце Васьки разрывалось от нахлынувшего чувства.

– Знаешь, Айсарана, – снова тихо заговорил он, – мне кажется, что я могу тебя полюбить.

– Ты? Меня?

Васька кивнул:

– Угу. Ты красивая. Когда ты улыбаешься, Айсарана, у меня внутри будто кто свечу зажигает.

Девушка усмехнулась:

– Смотри, как бы эта свеча кишки тебе не подпалила.

Оправив одежду, она повернулась и хотела идти. Васька не удержался и схватил ее за руку.

– Стой, Айсарана! Я буду тебя любить. Я так решил.

– Пусти руку!

Васька разжал пальцы.

– А ты, Айсарана? – хрипло спросил он. – Ты сможешь меня полюбить?

Она посмотрела ему в лицо, усмехнулась и покачала головой:

– Нет.

– Почему?

– Я Глеба люблю. Видишь, я сейчас мылась? Это для него. Мы будем спать под одним одеялом!

– Значит, ты его любишь? – грустно проговорил Васька.

– Люблю.

– И сильно любишь?

– Сильно.

Васька Ольха поднял взгляд, остро взглянул на Айсарану.

– Тебе кажется, что ты его любишь, потому что Глеб помог тебе убежать, – угрюмо и горестно произнес он. – Если бы вспять все обернуть, я бы сам тебя снял. Один.

Айсарана усмехнулась:

– Но не снял же.

– Не снял, – признал Васька. – А если бы снял… могла бы ты меня такого полюбить?

Айсарана пристальнее взглянула на Ваську Ольху. Он был невысок, но ладен и широкоплеч. Лицо у парня было открытое, а волосы густые, будто у девушки, только нечесаные и нестриженные. И неожиданно для себя Айсарана сказала:

– Могла бы.

– Я сделаю так, что ты меня полюбишь, – убежденно проговорил Васька.

Он повернулся и зашагал в лес. Айсарана удивилась и хотела Ваську окликнуть, но не окликнула, а только посмотрела ему вслед долгим, задумчивым взглядом.

«Волколачиха все еще лежит в лесу, – думал Васька, хмуря брови и упорно шагая по сыроватому валежнику. – Лучшего приворотного зелья, чем кусок волколачьего вымени, в мире нет. Съешь его – и в любовных делах тебе не будет равных. Так Жгут говорил!»

Васька Ольха углубился в лес. Здесь было по-сумеречному темно и жутко. Где-то в отдалении звучали людские голоса. Ратники у костра нарезали мясо.

При мысли о еде в желудке у Васьки заурчало. Но внезапный приступ голода быстро отступил, когда он снова подумал об Айсаране. Любовь – вот что ему нужно! Больше его жизнь не будет никчемной. Он не будет тыкаться по углам, как слепой кутенок, в надежде набрести на что-то, отчего ему легче и радостней станет жить. Он прозреет!

Господи Иисусе, ему так нужна забота. И ему самому так нужно заботиться о ком-нибудь! Пусть это будет Айсарана! Когда она полюбит его, он прижмет ее к груди, погладит по волосам и тихо скажет: