она попыталась сдержать свои рыдания, но у неё это не получилось. Её хлюпающие звуки привлекли внимание Варвары. Услышав торопливые «монашкины» шаги, Андрей успел схватить бутылку с вином и спрятать под своим стулом.

– Что с тобой, Танюша? – спросила Варвара, заботливо гладя Таню ладонью по головке. – Что ты?

– А у тебя, Варвара, детей-то нет, вроде? – оторвав голову от стола, с вызовом взглянула ей в глаза Татьяна.

– Нет.

– Так чего же ты меня успокаиваешь? Чего учишь меня как жить?! Нешто живёшь ты лучше моего с одной своей собакой?! Ни мужа, ни детей, одна собака! Собачья жизнь у тебя, Варвара! – сорвалась Татьяна на крик и стукнула по столу кулаком. – У тебя ведь тоже сейчас хор начнётся или раздача книжек о Господе возле торгового центра? Так и ступай туда! Дай мне спокойно с человеком поговорить! Он мою Катю лучше твоей собаки знал!

– Что ты, Таня? Смирись и молись Господу…

– Заткнись! – резко перебила её Татьяна. – Оставь меня в покое! Приходи через час, не раньше! Гордыню свою смири и отвали от меня!

Бедная Варвара в ответ лишь прочитала с закрытыми глазами какую-то молитву, осенила Татьяну крестным знамением и, поклонившись, удалилась с надеждой глядя на Андрея:

– Чай на кухне, Таня. Угости гостя, пока я отойду.

– Угощу, отойди, – огрызнулась Татьяна. – Так про что это я?

– Весной собака откопала три скелета. – напомнил ей Андрей и, достав из-под стула бутылку с вином, поставил её на стол.

– Точно. Собака и три скелета. – Татьяна налила в кружку вина и жадно выпив, с сожалением произнесла. – Тут на пол-кружки осталось-то всего, а разговор у нас длинный…Ты сходи на кухню и открой дверцу под умывальником, куда вода из крана в трубу сливается. За ведром в которое капли стекают, когда труба течёт, там между ведром и стенкой бутылочка винца стоит. Прячу я её там от этих сестричек христианского милосердия, прости меня, Господи грешную. Принеси её, Алёша.

– Я – Андрей.

– Извини, Алексей. Принеси, хорошо?

– Хорошо. Сейчас принесу.

Открыв вторую бутылку Татьяна почувствовала себя бодрее и продолжила свой печальный рассказ.

Убийцами её первой Кати, которую она рожала в муках, и двух её подружек оказались их бывшие одноклассники. На тот момент, когда это выяснилось, этим трём ублюдкам исполнись 23 года, но судили их на момент совершения преступления как несовершеннолетних 15-летних оболтусов.

– Стоят эти бугаи здоровые, уткнули морды в пол и шепчут что-то, качая головами, будто бы раскаиваются. Мол, хотели они им друзьями стать и до дому провожать, а те, мол, отказали им и тогда этим трём маленьким глупым кобелькам моча в голову стукнула и они на них набросились, а когда опомнились, то те уже мёртвые перед ними лежали. Испугались они и закопали Катеньку с подружками в землю. Вот так вот дело было. – Татьяна наполнила кружку вином и, опустошив половину, продолжила. – Дали им условно сколько-то лет в связи со сроком давности, да с тем, что им на момент убийства 18 лет не было и ещё какая-то амнистия недавно началась и в итоге их тут же из суда отпустили в связи со всеми этими льготами. Я и две матери её подружек как в тумане и в оцепенении трое суток провели. Когда приговор тот зачитали мы готовы были живьём загрызть и этих троих кобелей и судью и всех остальных. Говорят, что милиционеры нас сдержали или как их там сейчас зовут? Жандармы?

– Полиция.

– Полиция…– печально вздохнула она. – Я тогда в буфете на железнодорожном вокзале работала. Объедки всякие после этого стала собирать, куски хлеба и завела в углу двора недалеко от перелеска сарайчик с курами. Кормила их, смотрела как они кудахчат, как в земле ковыряются. Успокаивало это меня. Спокойно на душе становилось. Вот как сейчас с тобой безо всех этих чёртовых гордых монашек. – выпив ещё вина и закусив, она продолжила. – Один из этих троих маленьких и глупых убивцев жил недалеко от нас. Женился, ребёнок у него был маленький – девочка. Однажды дитё ихнее гуляло возле моего курятника, спросила что-то про курочек, я ей ответила и дала ей хлебушка покрошить. Она покрошила, курочки к ней сбежались, начали клевать, а та смеётся и тут жена этого убивца объявилась. Как увидела это, так вся в крике зашлась, подбежала к дочке, схватила её и поволокла к себе, а я ведь даже не сразу поняла, что это дочка убивцы деточки моей…Та сразу полицию вызвала, меня участковый допрашивает, а я ему говорю, что курочек с ней кормила и дочка её то же самое говорила (это он мне сам тайком сказал). Поохал он, посочувствовал мне ушёл, а я как домой уходила, то жену этого убивца заметила с дочкой в песочнице. Жестом ладони полоснула себе по горлу, улыбнулась и ушла. Та как завизжит и снова в полицию звонить. Участковый через день приехал вечером. «Вы угрожали её дочке убийством?» – спрашивает. «Не угрожала». – говорю. «Так и запишем». Так и записал безо всяких доказательств, без свидетелей угрозы и ушёл. Подходит потом к этой сучке и при мне говорит ей: «Ещё один ложный донос и мы тебя посадим, а если мужик твой в одиночку не сможет ухаживать за ребёнком, то мы её в детдом отдадим и тебя заочно, пока ты в тюрьме будешь, родительских прав лишим. Я тут 15 лет работаю, а ты всего лишь 5 лет как свою первую и не последнюю свадьбу с пивом за гаражами отметила. Усекла или жалобу на меня напишешь в прокуратуру?» Та затряслась вся и отвечает: «Усекла». Вот так всё и успокоилось.

Татьяна сделала несколько глотков, облизнула губы, откусила кусочек хлеба и спросила:

– А ты бы, что сотворил на моём месте?

– Убил бы прямо во дворе из двустволки.

– Боевой ты…Горячий. Не то, что мой сопливый мужик…А я вот по другому всё подстроила. Побольнее сделала. Да так обтяпала всё, что молодая мать её и жена того убивца на третий год в дурку попала. Я то событие коньячком отметила. Ох и радовалась я.

– Что же вы сделали? – с замиранием сердца спросил Андрей.

– А ты послушай…Глонёшь?

– Разве что немного…

– Молодец. Вот я тебе плесну сейчас, а то сижу и глотаю одна как белая ворона…Бери. Смелее бери, это же вино. Оно как компот…

– Так что же вы сделали? – повторил Андрей свой вопрос.

– Однажды весной бездомная кошка недалеко от моего курятника окотилась. Дочка убивцы того как заметила котяток, так тайком от мамаши подбегала к ним, гладила,