тревогой. Густые русые волосы закрывают её плечи, на губах — яркая помада. Рука матери сжимает мою ладонь.

Они оба любят меня. Каждый по-своему.

Тогда мы ещё были вместе.

В горле собрался ком, и я быстро отложил фотографию на ковёр. Настала очередь письма.

Я взял конверт и покрутил в руках, но никаких признаков того, что его вскрывали, не нашёл. Провёл пальцем по красной сургучной печати с оттиском — изображением медведя.

На конверте значилось:

«Другу».

И больше ничего.

Жутко, что «другом» он назвал психопата, который пытал людей. Если верить старику, то мой отец ему ещё и помогал проводить зверские эксперименты. Этого же «друга» отец просил устроить ложную смерть, убив при этом другого человека.

Я перевёл дыхание и с тихим щелчком переломил печать. Внутри конверта хранилась записка, написанная мелким и стройным отцовским почерком. Его я узнал сразу.

«Дорогой друг,

если ты всё-таки решишься открыть мой чемодан, то прочитаешь и письмо, хотя я очень сомневаюсь, что ты сделаешь это. Для тебя слишком ценна наша дружба, чтобы ты лез в мои тайны.

Но всё же, дорогой друг, я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделал.

Теперь же прости, я вынужден уйти и кое-что забрать у тебя. Моя семья ждёт, когда этот проклятый мир изменится, а значит, я не подведу свою семью.

И если ты всё-таки прочтёшь эти строки, то, ради нашей дружбы, прошу тебя об одном: когда мой сын придёт за мной (а он придёт, даже не сомневаюсь), скажи ему, что мне очень жаль.

Вряд ли он простит меня, но я должен был так поступить.

Потом, много позже, он поймёт, зачем я это сделал.

Передай ему, что моё сердце навсегда останется с моей семьёй и, возможно, когда-нибудь приведёт меня обратно.

Керук».

Я перечитал письмо ещё раз.

Потом ещё раз.

И ещё раз.

И ещё...

Взгляд бегал по строчкам, а я будто не мог начитаться. Никакой конкретики в послании отца не было: куда он отправился, что собрался делать, и где его искать.

Ничего.

Как он вообще сбежал из Тафалара? Без чужой помощи он бы не выбрался. Или он задействовал второй атлас из артефактов Колидов, а может даже меч?..

Во мне копилась злость на отца, который, судя по письму, больше волновался о том, что подумает старик-живодёр, чем его семья. Он ведь мог сказать о своих планах маме, когда приезжал в очередной раз из Тафалара. Или мне. Или ещё кому-то. Попросить помощи. Почему он сделал то, что сделал?

Я заставил себя вложить записку обратно в конверт и убрал в карман, затем тщательно проверил одежду и снова посмотрел на фотографию. Никаких сомнений: искать отца надо было в Котлованах.

Сразу вспомнился последний разговор со Жрецом Ючи Хамадой.

Он признавался тогда, что точка на карте Котлованов — это тайный вход в катакомбы, ведущие в Атифу, древний город подземных магов. В той точке должен был ждать человек по имени Керук, и теперь я не сомневался. Это именно мой отец.

«Он заведует фагнумом в Котлованах, — говорил тогда Хамада. — Но лучше спросить про него у Оракула Тарэта. Он почему-то называл его Иномирец Керук. Так в карте и отметил. Керуку я и должен был тебя передать».

Меня бросило в холодный пот.

Знал ли отец, кого именно к нему должны были доставить? Неужели он специально послал людей, чтобы они привели его сына? Если так, то он у подземных магов совсем не последний человек.

— Ну что? Открыл? — послышался за спиной голос Акулины.

Она увидела фото в моих руках и попросила посмотреть.

— Какой ты тут смешной, — она заулыбалась, — но чертами очень похож на своего отца. Глаза такие же, как у него. И у тебя очень красивая мама. Мне жаль, что она болеет.

Девушка положила руку мне на плечо.

— Если я что-то могу сделать... как-то помочь...

Я наконец поднялся на ноги и посмотрел Акулине в глаза.

— Можешь. Если случится так, что я не вернусь из Котлованов, если погибну, найди мою мать и привези её сюда. Уверен, если ты захочешь, то сможешь это сделать. Забери эту фотографию. Так ты будешь знать, как выглядит моя мать.

Акулина с тревогой оглядела моё лицо.

— С чего ты взял, что не вернёшься? Мы уничтожим в Котлованах то, что должны уничтожить, и вернёмся. Возможно, даже весь отряд уцелеет.

— Просто пообещай мне.

Она кивнула.

— Обещаю.

После её слов мне стало спокойнее. Я обнял Акулину, чем немало её удивил: от неожиданности она замерла, но потом обняла меня в ответ.

— Спасибо, — прошептал я и стиснул девушку крепче.

Простояв так недолго, она отстранилась первой и улыбнулась, переведя тему разговора, чтобы я совсем не раскис.

— Когда начнём тренировки, господин Киджо? Ты же так представлялся моему отряду, да?

— Моему отряду, — поправил я, тоже улыбнувшись.

— Ах, я забыла, кто у нас тут командир! — Акулина закатила глаза и толкнула меня плечом.

Лучи утреннего солнца осветили гостиную чайного домика.

Бросив прощальный взгляд на чемодан отца, я взял его и отправился на улицу.

— Надо это сжечь.

— Сжечь?.. — опешила Акулина. — Это же память!

— По нему люди Ланне могут меня вычислить, они видели его. Лучше уничтожить чемодан.

Я не стал говорить ей о записке, решив, что Акулине не стоит знать обо мне всё. Вообще всё. Она и так слишком много обо мне знала.

Мы ещё долго простояли на улице, на берегу озера, где я лично поджёг чемодан вместе с одеждой. Стояли и смотрели, как огонь пожирает вещи моего отца, а едкий чёрный дым столбом поднимается над водой.

Акулина держала меня за руку всё это время.

Вернувшись в домик, мы опять долго молчали, пока девушка насильно не усадила меня за стол и снова не налила чай.

— Надо перекусить, давай. Мой телохранитель не должен голодать, иначе лишу его жалования.

Она старалась поддержать меня, как могла.

В конце концов, во мне даже проснулся аппетит, как и у Акулины, и мы умяли бутерброды за несколько минут, будто не ели неделю.

Заодно поговорили о будущем походе, и о том, что теперь вместо Чердака Академии я буду жить в резиденции Акулины, буквально