— Но, герцог, разве вокруг вас недостаточно дворян, чтобы найти девушке мужа, не удаляя ее столь рано от дома и от семьи, к которым она так привязана?

— В этом возрасте чувства весьма непостоянны. У сердечка мадемуазель де Лиль будет достаточно времени, чтобы у него появилось множество объектов для интереса. Темболее, если, как вы говорите, она к нам привязана, совсем неплохо иметь благодаря ей глаза и уши в окружении королевы.

Персеваль был слишком деликатен и не стал настаивать. Он знал, что герцог Сезар Сильви не любит. Герцога Вандомского не устраивал ее слишком вольный язык, но больше всего ее столь очевидная любовь к его сыну Франсуа. Принц крови, пусть и незаконнорожденный, мог претендовать на совсем другой союз, чем дочь мелкопоместного дворянина. Разве сам герцог Сезар не получил руку принцессы Лотарингской, не только принадлежавшей к известному дому, но еще и обладавшей самым большим в Европе приданым. Надо сказать, что ссылка вообще несколько изменила обычно неунывающего герцога. Его раздражала бесконечная благотворительность жены, распространявшаяся на все классы общества, в том числе и на падших женщин. Герцог считал, что жена перегибает палку. Франсуа следовало бы больше заботиться о нем самом. Ведь у нее-то осталось право посещать двор вместе с сыновьями, а он, герцог Сезар, привязан к деревне в течение всего года. Ну и что, что деревня — это самые прекрасные замки Франции! Он там уже пересчитал все камни, все украшения. Для того чтобы убить время, герцог охотился, пил, играл, порой предавался любовным утехам с каким-нибудь местным юнцом. Но он постоянно вздыхал о прекрасных придворных, нежных, словно ландыши, богатых, разодетых, надушенных не меньше, а то и больше женщин. И его сыновья могли водить с ними дружбу! Но им это было ни к чему. Ни Меркер, ни Бофор ни в коей мере не унаследовали пристрастий своего отца к мальчикам и находили женщин значительно более интересными.

И вот наконец герцогиня решила освободить его от одной из этих проклятых бабенок. Ее герцог Сезар, пожалуй, боялся больше всех. Сильви не могла скрыть свое недоверие к нему, она даже не предпринимала для этого никаких усилий.

Все это Персеваль отлично знал. И именно поэтому он решил покинуть герцогиню Вандомскую, как только фортуна ему улыбнулась.

А герцогу Сезару составили компанию его ненависть к Ришелье и многочисленные юнцы. Но этого ему явно не хватало. Он поддерживал отличные добрососедские отношения с братом короля, не считая тайной переписки с врагами кардинала — графом де Суассоном, скрывшимся в Седане у весьма опасного герцога Буйонского, и герцогиней де Шеврез, сосланной в Турень, но по-прежнему не успокоившейся.

Персеваль боялся, как бы запутанные интриги главы семейства не нанесли вреда и не причинили страданий его домашним. Герцог Сезар заблуждался, если полагал, что всесильный министр помедлит хоть секунду, прежде чем отрубить ему голову, если та станет слишком мешать. Король, презиравший своего сводного, но незаконнорожденного брата, с радостью подпишет смертный приговор. Во всяком случае, при любом трагическом повороте событий Сильви теперь сможет найти убежище в доме того, кого с разрешения герцогини Франсуазы называла крестным.

Именно с мыслью о Сильви Персеваль с удовольствием украшал небольшой особняк, купленный им на улице Турнель, совсем рядом с Королевской площадью, волшебным средоточием парижской элегантности.

Шевалье жил в этом доме среди книг. Ему служил верный Корантен, терпеливо поджидающий, когда же Жаннетта согласится соединить с ним судьбу. А крепкая женщина сорока лет Николь Ардуэн, наделенная всеми качествами отличной хозяйки, вела дом железной рукой. Она питала неувядающую любовь к жандарму из Шатле, носившему деревенскую фамилию Дезормо.Именно в этот дом торопилась Сильви в сопровождении Жаннетты. Она наняла портшез, которых было много возле Лувра. Современники называли их «отличным средством борьбы с плевками грязи». Сильви откровенно радовалась предстоящей встрече. Девушка лишь дважды побывала у Персеваля, но о доме у нее сохранились самые теплые воcпоминания. Может быть, потому, что с детства привыкшая к просторным дворцам герцогов Вандомских — огромный особняк в Париже, замок Ане, крепость Вандом, дворцы Шенонсо или Ферте-Але, — она наконец увидела дом обычных человеческих пропорций, без претензий на величие и роскошь. Маленький особняк, перед ним двор, позади сад. На улицу выходит портал, а на задворки нечто вроде павильона. Построен при Генрихе IV. На первом этаже, по обе стороны от изящной резной деревянной лестницы, расположились довольно большая гостиная, спальня и гардеробная. На втором этаже разместились кабинет де Рагнеля, набитый книгами, и еще, две спальни. Одну из них занимала Николь. Корантен устроился в комнате над конюшней, в правом крыле здания, выходящем во двор. В другом крыле расположились кухня и хозяйственные службы. Позади дома в маленьком саду скромная клумба окружала прелестный фонтан. В жаркие дни на него падала тень от высокой и раскидистой липы, в июне наполнявшей воздух божественным ароматом. А в зимние дни по веткам дерева с радостью путешествовал Ахилл, кот Николь Ардуэн.

Именно его раньше всех и увидели Сильви и Жаннетта. Он ленивым шагом пересекал двор. Бросив на девушек незаинтересованный взгляд, кот проскользнул в дверь кухни и устроился там перед камином. Он ждал подачки перед ужи ном. Жаннетта пошла за ним следом, чтобы поболтать с Николь. А Корантен с широкой улыбкой на добродушном круглом лице проводил Сильви в кабинет.

Там ее ждал крестный и с ним какой-то мужчина лет пятидесяти. Незнакомец был одет как буржуа — в серое платье с белым отложным воротником. Он повернул к ней свое узкое, вытянутое лицо, казавшееся еще длиннее из-за поседевшей бородки. Такого же цвета были и его усы. Его шляпа с высокой тульей, опоясанной черной лентой, и тяжелый плащ лежали на табурете, а сам он протягивал к огню ноги в тяжелых туфлях с пряжками.

Казалось, они с Персевалем были погружены в оживленную беседу, явно не исключающую политических вопросов, так как Сильви уловила имена герцога Орлеанского и графа де Суассона. Но ее появление оборвало разговор на полуслове. Посетитель немедленно вскочил на ноги и сразу же заявил, что ему пора идти.

— Не спешите так, мой друг, — запротестовал Рагнель. — Позвольте мне, по крайней мере, представить вам мою крестницу мадемуазель де Лиль. Сильви, перед вами человек, посвятивший свою жизнь благополучию других. Это Теофраст Ренодо, врач, филантроп и вот уже в течение шести лет издатель нашей дорогой «Газетт», — добавил Персеваль, беря со стола маленькую тетрадку в восемь листков. Каждую неделю парижане с нетерпением ждали ее появления.

— У него единственный недостаток, — со смехом продолжил шевалье, — он обожает кардинала!

— Не стоит преувеличивать, — улыбнулся Ренодо, обменявшись с Сильви приветствиями. — Я вовсе не обожаю его высокопреосвященство, но довольно многим ему обязан. Именно отец Жозеф, его ближайший советник, вытащил меня из моего родного Лудена и привез в Париж. И благодаря ему я здесь совершил все, о чем мечтал. Да, я знаю, — добавил он, закутываясь в свой плащ, — что в свете считается хорошим тоном поносить кардинала-министра. Только так и можно блеснуть. Я признаю, что это железный человек, но я искренне надеюсь, что придет день и люди отдадут должное его великим политическим замыслам. У него единственная возлюбленная — Франция. А принцы, и даже королева, хотят только одного — сделать из нашей страны испанскую колонию, подобно Кубе, Мексике или Перу!