Если кому-нибудь правдивым покажется то, что рассказывают египтяне, он может принять это. Моя же цель во всем этом труде — рассказанные всеми детали так записать, как я о них услышал…

Когда я спросил жрецов, верно ли сказание эллинов [об осаде Илиона], они ответили, что знают об этом из расспросов самого Менелая…

О колхах: <…>колхи, по-видимому, египтяне: я это понял сам еще прежде, чем услышал от других<…> Я пришел к такому выводу, потому что они темнокожие, с курчавыми волосами… Гораздо более зато основательны следующие доводы. Только три народа на земле искони подвергают себя обрезанию: колхи, египтяне и эфиопы…

Я буду так писать, как рассказывают некоторые из персов, которые хотят не приукрашивать историю Кира, а представить истинную правду…

Геродота все удивляет, поражает, восхищает или пугает. Многому он не верит, зная, как легко люди дают себя увлечь фантазии:

Эти же самые жрецы говорят, что мне не кажется правдоподобным, что сам бог является в святилище…

[Египетский царь Рампсинит] сделал вот что. (Впрочем, я этому не верю.) Он поместил будто бы свою дочь в публичный дом, приказав ей принимать всех без разбора…

Лысоголовые рассказывают, что мне представляется неправдоподобным, что в горах там живет козлоногий народ, за ними — другие, которые спят по шесть месяцев. В это я совсем не могу поверить…

О неврах, будто они умеют оборачиваться волками: я в эти сказки не верю, тем не менее они настаивают на этом и клянутся…

О статуях, которые пали перед людьми на колени: это дело мне кажется невероятным, а кому-нибудь другому, возможно, покажется правдой…

Этот первый в истории глобалист высмеивает невежество своих современников: Смешно видеть, как многие люди уже начертили карты земли, хотя никто из них даже не может правильно объяснить очертания земли. Они изображают Океан обтекающим землю, которая кругла, словно вычерчена циркулем. И Азию они считают по величине равной Европе. Поэтому я кратко расскажу о величине обеих частей света и о том, какую форму имеет каждая.

И после представления Азии, Европы и Африки он завершает свое описание мира восклицанием: Никак не могу понять, почему трем частям света, которые являются одной землей, даны названия по именам женщин…

До Эфиопии я добрался, сделав крюк через Уганду, Танзанию[27]и Кению. Тамошнего водителя, с которым мне чаще всего приходилось ездить, звали Негуси. Щуплый, с непропорционально большой, но красивой головой на худой жилистой шее. Обращали на себя внимание его большие черные глаза: подернутые лучезарной поволокой, они казались глазами мечтательной девушки. Негуси был педантично аккуратен: на каждой стоянке он тщательно чистил одежду от пыли щеткой, с которой не расставался. Очень практично, потому что здесь в сухой сезон полно пыли и песка.

Мои путешествия с Негуси — а мы проехали с ним в трудных и рискованных условиях тысячи километров — подтвердили мне еще раз, какое богатство языков сокрыто в другом человеке. Надо только постараться заметить это и прочесть, расшифровать. Настроенные на то, что другие сообщают нам что-то словами — сказанными или написанными, — мы не задумываемся над тем, что это лишь один из многих способов передачи информации. Ибо говорит все: выражение лица и глаз, жесты рук и движения тела, волны, которые оно посылает, одежда и манера ее ношения, а также десятки других датчиков, передатчиков, усилителей и глушителей, которые составляют человека и его, как говорят англичане, химию.

Ограничив межчеловеческий контакт электронным сигналом, техника обедняет и глушит этот разнородный невербальный язык, на котором, будучи в непосредственной близости, мы постоянно общаемся, даже не отдавая себе в том отчета. Кроме того, этот язык без слов гораздо более искренний и правдивый, чем высказанное или написанное, — ведь на нем труднее соврать и скрыть ложь. Вот китайская культура, для того чтобы человек мог как следует скрыть свои мысли, выявление которых могло бы оказаться опасным, выработала искусство неподвижного лица, непроницаемой маски и пустого взгляда, и за этой завесой человек может спрятаться.

Негуси знал по-английски только два выражения: «problem» и «по problem». Однако с их помощью мы находили общий язык даже в самых трудных ситуациях. Этих выражений да еще того самого невербального языка, каким является каждый человек, если к нему внимательно присмотреться, хватало, чтобы не чувствовать себя чужими и потерянными и вместе колесить по стране.

Вот мы в горах Гоба, где нас останавливает военный патруль. Армия здесь безнаказанная, жадная и часто пьяная. Вокруг скалистые горы, мертвая пустота, ни души. Негуси вступает в переговоры. Вижу, как он что-то объясняет, прикладывая руку к сердцу. Те тоже что-то говорят, поправляют автоматы, шлемы, отчего выглядят еще грознее. «Негуси, — спрашиваю я, — problem?» Есть два варианта ответа. Он может как бы мимоходом ответить «по problem!» и, довольный, поехать дальше. Но может сказать серьезным и даже испуганным голосом: «problem!» Это означает, что я должен достать десять долларов, которые он передаст солдатам, чтобы те позволили нам ехать дальше.

Мы поехали дальше. Вдруг неизвестно почему — на дороге ничего особенного не заметно, а окрестности пусты и мертвы — Негуси начинает беспокоиться, вертится и оглядывается. «Негуси, — спрашиваю я его, — problem?» «No», — отвечает он, продолжая оглядываться по сторонам, а я вижу, что он взвинчен. Атмосфера становится напряженной, его страх начинает передаваться мне, неизвестно, что нас ожидает. Так проходит час, но вдруг, после какого-то поворота, Негуси расслабляется и, довольный, постукивает по баранке в такт какой-то амхарской песни. «Негуси, — спрашиваю я, — no problem?» «No problem!» — отвечает он обрадованно. Позже, в ближайшем городке я узнаю, что мы миновали участок дороги, на котором банды часто нападают, грабят и даже могут убить.

Здешние люди не знают большого мира, не знают Африки и даже собственной страны, но на своей малой родине, на земле своего племени им известно все о каждой тропинке, о каждом дереве и камне. У таких мест перед ними нет секретов, потому что люди с детства познавали их, часто по ночам пробираясь в темноте, касаясь руками стоящих у дороги каменных глыб и деревьев, нащупывая босыми ногами, куда поведет невидимая тропка.

Вот и я путешествую с Негуси по земле амхаров, как будто по его вотчине. И хотя он бедняк, но где-то в глубине сердца лелеет гордость за свою огромную страну, границы которой только он в состоянии охватить.

Мне хочется пить, Негуси останавливается у какого-то ручейка и приглашает меня зачерпнуть его кристальной холодной воды.