— Итак, вот что мы имеем... Что в первую очередь бросается в глаза, а? — спросил он Лизунова, когда все отметки были нанесены.

— Ну... Во-первых, все сконцентрировано довольно компактно в районе Александровки и «Соснового бора». Это 44-46-й километры, — Лизунов изучал карту. — Тайник, место убийства Клыкова, дыра, где рубашку обнаружили, еще дыра, откуда собака след взяла. Расстояние между всеми этими пунктами небольшое, где полкилометра, где чуть больше. Особняком стоит только место, где найдена машина Славина, — Большой провал. Почти три с половиной километра к северо-востоку.

— А еще что?

— Место для тайника выбрано с умом, — Лизунов прищурился. — Подъезд хороший — шоссе прямо по берегу реки к подножию холма подходит. Тот, кто привез ящики, знал, что и ехать, и сгружать тут удобно. И тайник там внутри имеется — сухой и от входа совсем недалеко. Местный орудовал, кто-то из наших.

— Интересно, — Никита слушал внимательно. — А можно предположить, что все эти пещеры, ходы-входы там, под землей, сообщаются?

— Наверное, можно. Я ж говорю — тут у нас все перерыто. — Лизунов взял красный фломастер и пунктиром соединил пещеру с тайником, кровавое пятно, выход под мостом, место, где нашли рубашку, и, чуть поколебавшись, добавил и Большой провал.

— Возможно, эти ваши спелеологи поточнее знают, — предположил Колосов. — У них ведь должна быть какая-то карта, а? Хоть примерная.

Лизунов кивнул, пожал плечами.

— Что ж, как-нибудь съезжу к ним, проконсультируюсь, — продолжил Никита. — Возможно, что...

Зазвонил телефон. Лизунов слушал, угрюмо, послушно бросая в трубку: «Да, да, конечно, это будет самый оптимальный вариант». Положив трубку, в сердцах чертыхнулся:

— Ну!! Я ж говорил: задерживать его по 122-й нам придется. Они сейчас привезут Баюнова в ИВС.

— А основания? — ядовито спросил Обухов, выключая телевизор. — Основания законные, что, нам Штирлиц родит?

— У Баюнова во время обыска изъят газовый пистолет. Незарегистрированный, — хмуро сообщил Лизунов. — Они и его привезут вместе с протоколом изъятия.

Никита Колосов сложил атлас с отметками и сунул его себе в карман.

У центрального подъезда главного корпуса остановился черный микроавтобус «Тойота» с тонированными стеклами. К машине тут же подошли швейцар и охранник, начали выгружать увесистые дорогие чемоданы. Из «Тойоты» вышли четверо: мужчина с кейсом и три женщины — все, как в униформе, в элегантных черных брючных костюмах. Одна из женщин была Лариса Дмитриевна Леднева.

— Ну, вот и приехали. Добро пожаловать. Проводите наших гостей сначала в зал приема, — сказала она охраннику. — Прошу вас, проходите, знакомьтесь. Чуть позже вам покажут ваши номера. — Она гостеприимно, бодро и радушно улыбалась мужчине с кейсом и женщинам, которые тихо переговаривались между собой.

По этой улыбке топ-менеджера охранник понял, что «Сосновый бор» посетили важные персоны, быть может, будущие инвесторы. Однако перед тем, как выполнить распоряжение и заняться гостями и их багажом, охранник позволил себе небольшую вольность: наклонился к уху топ-менеджера и что-то прошептал.

— Давно? — спросила его Лариса Дмитриевна, нахмурившись.

— С час назад.

— Он сам был за рулем?

— Нет, его привез ваш шофер.

— Одну минуту, извините меня, — Лариса Дмитриевна обернулась к гостям. — Вас сейчас проводят в зал приема, я на мгновение отлучусь.

Они расстались в холле. Гости двинулись к лифту, Лариса Дмитриевна миновала раздвижные стеклянные двери и вышла во внутренний двор отеля — зимний сад с прозрачным потолком-куполом. Направилась к ресторану. Это был французский ресторан. Один из трех в комплексе и его подлинная гордость. Однако сейчас, в полдень, залы были свободны от посетителей. Весь персонал готовился к открытию нового зала и к торжественному банкету по этому поводу.

Все люстры были притушены, кроме одной, что освещала маленькую уютную эстраду в углу, где обычно играла «живая музыка» — струнный классический квартет. Возле эстрады был занят единственный стол. За ним сидел Олег Островских в черном мохеровом свитере и мятых черных брюках. Он изучал меню. Перед ним навытяжку стояли молодой метрдотель в смокинге и два официанта в белоснежных форменных куртках.

— Дайте полный свет, темно как в погребе, — хрипло сказал Островских.

Официант быстро махнул кому-то. Свет зажегся, и сразу стал виден еще один зал в анфиладе — обширная, крытая стилизованной черепичной кровлей терраса с гигантским панорамным окном, увитая зеленью. Там тоже были накрыты столы, суетились официанты и полотеры. Веранду от залов отделяли раздвижные стеклянные двери.

Островских поморщился от яркого света и снова уткнулся в меню.

— Что ж, — он грузно облокотился на стол. — Вроде все в ажуре? К семи вечера управитесь? — Он посмотрел на метрдотеля.

— Так точно, Олег Георгиевич, — отчеканил тот по-военному.

— Слушай... Хорошо, ладно... Да, я спросить хотел, а что такое «Гратен фламбэ»? Вот у вас тут в меню написано?

— Десерт из ягод с орехами и апельсиновым ликером.

— Некоторые клиенты просят, чтобы, кроме названия блюда, в меню была также расшифровка ингредиентов. Названия мудреные, теряются люди.

— Перепечатаем меню. — Метрдотель кивнул официанту. — Хотя обычно во французских ресторанах, специализирующихся на кухне Прованса, это и не принято.

— А для наших черным по белому напиши, что буайбес — это такая французская уха. Мы не в Париже с тобой, Валера. — Островских печально улыбнулся метрдотелю. И увидел жену, стоявшую в конце зала:

— Здравствуй, Лара. Что, уже приехали?

— Да, у них самолет немного опоздал. Ждут меня в зале приемов. Сейчас все решим. — Лариса Дмитриевна стремительно пересекла зал, по паркету простучали каблуки. — Зачем ты приехал, Олег?

— Мне гораздо лучше.

— Но врач сказал, что пока...

— Я хотел взглянуть на наш новый зал. — Островских смотрел на веранду за стеклянными дверями. — Красиво. Очень. Не зря ты в Марселе покупала у антикваров эту провансальскую черепицу.

— Олег, милый. — Она порывисто наклонилась, положила руку ему на плечо.

— Я не могу быть один. Дома. Понимаешь? Не могу.

— Я понимаю, но ведь у тебя только вчера был приступ, и какой. Тебе рано еще вставать с постели.

— Лара, — он смотрел на нее снизу вверх, — Ларочка...

Она кивнула, потянулась к нему и поцеловала в висок, рискуя испачкать помадой. Метрдотель кивнул официанту, и они тихонько ретировались.

— Лара, что я наделал, — Островских говорил очень тихо, его слышала только жена. — Ее нет со мной. Моей девочки нет... нет надежды. Никакой...