полутораспальная кровать. Мила сразу же сказала, — спать вместе не будем! Да ради Бога. Я пристроился на полу. Она же хотела меня вообще из комнаты во двор выгнать, но я так посмотрел на нее, что она заткнулась.

Всю ночь Мила ворочалась, что-по бормотала во сне. Я сильно не выспался. И с утра она начала ворчать, я просто не выдержал. Потом я это оправдывал тем, что был сильно раздраженным и усталым. Да еще как-то бабуле надо было объяснить зачем мы здесь.

Я сказал Миле, — ты маленькая зеленая стерва. Того что произошло дальше, я никак не ожидал. Мила замерла, потом повернулась ко мне и сказала, — внимательно слушаю вас. Говорите, что нужно делать. Я автоматически сказал, — сядь и молчи, не дыши даже. И отвернулся. Я искал в рюкзаке документы, когда услышал сзади стук. Это упала Мила. Ее лицо было белое, глаза закатились. Я подскочил и стал хлопать её по щекам. Она не дышала. Я брызнул на нее водой, бесполезно. И тогда до меня дошло, — дыши, дура, дыши, — закричал я.

Я кричал и кричал ей в ухо, — дыши, дыши. Я уже отчаялся, когда она зашевелилась. Через мгновение она сделала первый вдох и наконец часто задышала. Глаз ее были пустые и ничего не выражали.

— Она что у тебя припадочная, что ли? — послышался сзади голос. Старушка держала мокрую тряпку, потом она ее приложила ко лбу Милы. Я положил девушку на кровать и укрыл покрывалом.

— Да, бабушка. Вот лечить приехал. К одной старушке. — ответил я.

— Не к Семеновне ли?

— Да, бабушка, наверно к Семеновне. Пока ехали сюда, адрес я потерял с фамилией. Да у нее дорогой еще приступы были. Замаялся я с ней, бабушка.

Старушка посмотрела на Милу, на меня, — знаешь, касатик, а я и есть Семеновна. — сказала бабушка. Вот вы правильно попали. Только не лечу я больше никого. Так что не обессудьте. А вот пожить у меня можно. Это я вам не откажу. Вот только документы мне покажите и всё.

Прошел час. Я был, честно говоря, в трансе. Что дальше делать с Милой? На сколько это у нее сработало? А если это так и останется? Я сидел на улице во дворе и завтракал. С бабушкой мы договорились по деньгам на два дня. Пока Мила не оклемается, потом мы уедем.

С крыльца спускалась Мила. Это была она и не она. Виноватый взгляд, испуганные глаза и даже немного суетливый вид. Она спросила разрешения сесть, я кивнул, она села и посмотрела на салат и кашу, я разрешил ей, и она принялась жадно есть. Непривычно было смотреть на нее. Никакого презрения, никакого высокомерия, лапочка, да и только.

Я смотрел на нее и не верил, что такой способ и так на нее подействовал. Подошла бабушка, поглядела на Милу, — легче, девка, стало. Вижу, легче. Но у тебя еще кое-что есть. Да не мое это дело.

После завтрака мы с Милой пошли по деревне к магазину. Нужно было взять продукты и разведать обстановку.

— Смотри по сторонам внимательно. Может увидишь нашу женщину?

Но по улицам практически никого не было. Наверно все на работе. Только у магазина стояли две пожилые женщины и разговаривали. Мы подошли, я поздоровался, они ответили. Потом одна спросила, — а вы к кому приехали?

— К Семеновне, — ответил я.

— Так она же вроде перестала лечить? Неужто снова начала? «Надо мне к ней тогда сходить», — сказала одна из женщин.

Мила шла словно пришибленная. Сзади шептались женщины, показывая пальцем на Милу.

Глава 16

В магазине было прохладно. Мы отошли к прилавкам и стали смотреть на продукты. В двери вошла молодая женщина, в цветастом платье, с хорошей фигурой. Стрижка ее была под Мирей Матье, это мне Мила так объяснила. Она сказала, что в начале восьмидесятых это очень модно было.

Женщина посмотрела на нас, поморщилась и обратилась к продавщице, — Оля, дай мне кило конфет дунькина радость. Потом кило полукопченой колбасы, две шоколадки и бутылку портвейна семьдесят два.

Женщина с прической сложила все это в клеенчатую сумку и вышла из магазина. Продавщица заворчала, — ишь ты! Дунькину радость берет и тут же две шоколадки. Откуда у нее деньги. Не иначе гости. Да у нее сроду таких гостей не было. Вот зараза, нагуляла себе ребенка, да и вернулась не солоно хлебавши. Вот скотина подзаборная!

Я подошел к прилавку и начал покупать продукты, и как бы мимоходом спросил, — а кого это вы так? Продавщица автоматически ответила, — да Верку Зараеву! — потом спохватилась, — а вам-то зачем?

— Да ни зачем. «Просто вы так сильно ругались на нее», — сказал я.

— А вообще вы кто такие? — подбоченилась крутобедрая продавщица.

— Да к Семеновне приехали, — сказал я. И кивнул незаметно на Милу. Та стояла молча и глядела на шоколадки.

— А-а-а, — понимающе сказала продавщица, — а я слышала, что все, бабка Семеновна больше не принимает никого. Я пожал плечами, и стал рассчитываться.

Я пожалел Милу и купил ей тоже две шоколадки, и тут меня осенило. Деревенские не едят шоколад. Для них это дорого. Значит… эта женщина покупала шоколадки для кого-то городского. Но этот городской сам не пошел в магазин, значит он не хочет, чтобы его кто-то видел. Горячо! Сильно горячо!

Мы с Милой быстрым шагом шли к дому Семеновны. Мне нужно было подготовиться. Неужели так быстро? А почему нет? Повезло просто! Ну бывает. Должно же мне когда-нибудь начать везти.

— В магазин сходили. Видели кого? — бабушка сидела на крыльце, рядом стояла метла.

— Да двух женщин. Да продавщица на какую-то Верку Зараеву ругалась. — ответил я.

— На Верку-то? А что на нее ругаться? Не повезло девке. Когда-то увела она у Любки продавщицы хахаля, да и уехала с ним в город. А потом вернулась с ребятенком, но уже одна. А Любка-то с тех пор и злится на нее.

— Так что хахаль не ездит к ней? Не навещает сына?

— Да кого там, уехал в Краснодар и с концами. Счас работает Верка в лесхозе, получает мало. Материна пенсия помогает. Вот с матерью-то и ростят ребенка.

Услышанного мне стало достаточно, чтобы готовиться к захвату. Ясно что наша женщина остановилась у Верки. Вот только одна ли?

К обеду Мила совсем отошла от транса. Я даже не думал, что она может быть такой хорошей. Мы с ней пошли на речку, нужно было поговорить. Мы сидели на берегу и смотрели на ребятишек.

— Мила, у нас