Предположение Ришелье было совершенно обоснованным. Министры достаточно правильно оценивали как качества королевы-матери, так и достоинства епископа Люсонского. По всей видимости, выступая в Совете, Ришелье еще больше укрепил министров в их опасениях поскольку его речь в защиту королевы была слишком эмоциональной. В ней откровенно звучали личная заинтересованность и нетерпение. Надо сказать, противники Марии Медичи и ее первого советника преуспели в своих стараниях. Стоило королю провести некоторое время в Париже, как он вновь проникся недоверием к матери, конечно, не без стараний Силлери и его партии. При дворе быстро отметили перемену в настроениях Людовика XIII. Так, новый папский нунций монсеньор Корсини сообщал в Рим: «Король полон подозрений в отношении королевы-матери… Когда видят при ней епископа Люсонского, то подозревают… что он способен тиранить и мать, и сына».

Со смертью де Люиня при дворе разгорелось ожесточенное соперничество за влияние на короля. Силлери и его группа враждовали с Конде, который лелеял тайные надежды на престол в случае устранения бездетного Людовика XIII и его младшего брата Гастона.

Пытаясь войти в Королевский совет с помощью королевы-матери, Ришелье одновременно надеялся решить и другую задачу — получить кардинальство. По существовавшему со времен Франциска I порядку король Франции предлагал на утверждение Святого престола кандидатов на кардинальский сан. Предварительно кандидатуры рассматривались на заседаниях Королевского совета. Но нередко претендента на кардинальскую шляпу выдвигали и королевские фавориты Кончини или Люинь. В том и в другом случае в Рим посылалось официальное письмо за подписями короля и государственного секретаря.

Мария Медичи хлопочет за своего любимца. Она даже направляет государственному секретарю де Пюизье письмо с ультимативным требованием: или он официально выдвигает кандидатуру епископа Люсонского, или она прерывает «дружеские» отношения с государственным секретарем. Пюизье уверяет королеву, что ее желание исполнится скорее, если она направит Ришелье с какой-либо миссией в Рим — там он наверняка сумеет склонить папу на свою сторону. Замысел Пюизье прост: отдалить Ришелье от Марии Медичи, лишить ее опытного советника, без которого она была бы не так опасна, и одновременно убрать из Франции самого реального претендента на пост государственного секретаря.

Ришелье решает переиграть Пюизье и заявляет о своем согласии отправиться в Рим. Главное для него — официальная просьба короля папе римскому, а там видно будет. Во всяком случае, далекое и сомнительное путешествие в его планы не входило. Хитрость удалась, и уже в начале августа король направил просьбу Святому престолу. А вскоре королеву-мать официально ввели в Совет. По-видимому, Силлери и его группа всерьез поверили в предстоящий отъезд Ришелье. Они сочли, что обещание кардинальской шляпы способно отвлечь честолюбивого епископа от надежд на министерский пост. Они явно недооценили Ришелье, твердо вознамерившегося получить и кардинальство, и министерство.

Борьба различных партий при дворе происходила на фоне продолжавшейся в стране междоусобицы. Весной 1622 года с новой силой возобновилась война с гугенотами, в которой королевская армия одерживала лишь случайные победы. В течение шести недель 30-тысячная армия короля безуспешно осаждала Монпелье, защищаемый герцогом де Роаном, в распоряжении которого было не более 4 тысяч пехотинцев и 500 всадников. Все попытки взять город штурмом были отбиты. Король вынужден был пойти на переговоры с гугенотами, которые завершились подписанием 9 октября 1622 г. мирного соглашения, предоставлявшего им значительные политические права. Правда, гугенотам запрещалось созывать ассамблеи и укреплять крепости. Исключение делалось лишь для Ларошели и Монтобана. Мир был заключен в значительной степени благодаря уступкам, сделанным лично вождям гугенотов: герцог де Роан получил в управление города Ним, Юзе и Кастр в Провансе и Лангедоке, а также 50 тысяч экю в подарок от короля; герцогу де Субизу была пожалована пенсия в 45 тысяч ливров. Вряд ли кто сомневался, что достигнутый компромисс носит временный характер.

В Париже неожиданно умер кардинал де Рец. Мария Медичи усилила нажим на государственного секретаря Пюизье. Ришелье, который вовсе не спешил покинуть Париж, сумел расположить к себе старика Жаннена. Наконец, в «дело Ришелье» вмешался сам Людовик XIII.

В результате этих совместных усилий 5 сентября 1622 г. 37-летний епископ Люсонский был возведен в кардинальский сан. Новоиспеченный кардинал де Ришелье принимал поздравления от друзей и врагов, от тех, кто помогал и кто препятствовал ему в достижении желанной цели. Сейчас все они — одни искренне, другие с фальшивой улыбкой, скрывавшей злобу и зависть, — спешили с визитом к тому, в ком уже смутно угадывали будущего правителя Франции. Пришло поздравление и от папы римского Григория XV. «Твои блестящие успехи настолько известны, — обращался Его Святейшество к кардиналу, — что вся Франция должна отметить твои добродетели священными знаками отличия, ибо они больше поражают воображение людей, чем неотмеченная добродетель. Продолжай возвышать престиж церкви в этом королевстве, искореняй ересь. Наступай на аспидов и василисков. Таковы большие и важные услуги, которых требует и ожидает от тебя римская церковь». Кардинал сдержанно, с достоинством принимал поздравления. Он сделал исключение лишь для короля, которому 23 сентября направил благодарственное письмо.

Все ожидали, что теперь-то уж Ришелье непременно отправится в Рим для того, чтобы быть рукоположенным папой. Но, ко всеобщему удивлению, он не обнаруживал желания посетить Вечный город даже по столь радостному поводу. Ходят слухи, что престарелый Григорий XV при смерти, и Ришелье использует это как удобный повод, чтобы не покидать Париж в тот момент, когда может выиграть и вторую партию — министерство. Он ощущает себя не столько кардиналом церкви, сколько кардиналом государства.

Ришелье не ошибся в своих расчетах. 22 декабря 1622 г. в кафедральном соборе лионского архиепископства Людовик XIII в присутствии королевы-матери, царствующей королевы, а также всего двора и князей галликанской церкви возлагает на Ришелье пурпурные шляпу и мантию, специально доставленные представителем папы графом Джулио. Кардинал выступает с ритуальной речью, умело скрывая свое волнение. Мария Медичи взволнованна не меньше своего любимца. Ведь это и ее победа. Ришелье благодарит короля, затем обращается к Марии Медичи: «Мадам, эта мантия, которой я обязан благоволению Вашего Величества, всегда будет напоминать мне о торжественном обещании — жизни не щадить, служа Вам».

* * *

С этого дня положение Ришелье коренным образом меняется. Он уже не полуссыльный изгой. Теперь с ним вынуждены считаться даже члены Королевского совета.

В обществе возвышение Ришелье встретили скорее благожелательно. На фоне незначительных и даже мелких политиканов, окружавших в то время французский престол, кардинал Ришелье, несомненно, выглядел впечатляюще. Известный поэт Малерб писал одному из своих друзей: «Вы знаете, что я не льстец и не лжец, но клянусь Вам, что в этом кардинале есть нечто такое, что выходит за общепринятые рамки, и если наш корабль все же справится в бурей, то это произойдет лишь тогда, когда эта доблестная рука будет держать бразды правления».