Вот, например, приписка к приговору сельского схода из Владимирской губ.:

Мы, крестьяне с. Ратислова, собравшись, решили во всеуслышание через газеты заявить, в чем мы нуждаемся, а вместе и указать, что, по нашему разумению, надо сделать, чтобы жилось полегче, повольготнее. Заявление это пишем не из одного подражания другим; нет, оно все равно, как крик больного человека, когда ему делается уж очень тяжело переносить свою боль [31, с. 91].

Большую известность приобрел приговор сельского схода крестьян с. Маркова Московской губ. Там осенью 1905 г. крестьяне учредили у себя «республику», избрали «правительство» и перестали выполнять распоряжения властей. Приговор этот был напечатан во многих газетах, а потом вышел в издательстве «Колокол» отдельной брошюрой тиражом почти полмиллиона экземпляров. Он попал и за границу и был напечатан в газетах Франции и США под заголовком «Крестьянский манифест» [31, с. 93].

Понятно, что разгон Государственной думы стал переломным моментом в настроениях крестьян, это был еще не осознанный поворот к войне. Причины роспуска Думы крестьяне поняли правильно, хотя и преувеличив радикальность кадетской программы. Крестьян Елховской волости Нижегородского уезда и губ. писали так: «Первая Дума боролась за землю и когда объявила о принудительном отчуждении частновладельческих земель, то правительство разогнало ее» (2, с. 231).

Еще большим потрясением стал разгон второй Думы. Александр Блок 3 июня 1907 г., в день разгона II Государственной думы, написал о «хозяевах» российской жизни:

Тропами тайными, ночными

При свете траурной зари,

Придут замученные ими,

Над нами встанут упыри.

Овеют призраки ночные

Их помышленья и дела,

И загниют еще живые

Их слишком сытые тела.

Их корабли в пучине водной

Не сыщут ржавых якорей,

И не успеть дочесть отходной

Тебе, пузатый иерей!

Довольных сытое обличье,

Сокройся в темные гроба!

Так нам велит времен величье

И розоперстая судьба!..

После разгона I Думы было запрещено вновь избирать ее прежних депутатов. Ни партии, ни другой внепарламентской организации, которая могла бы обеспечить преемственность программы, у крестьян не было. И тем не менее депутаты от крестьян во II Думе вновь образовали фракцию, вдвое более многочисленную, чем в первой. Они вновь повторили все требования трудовиков, проявив полную враждебность по отношению к начавшейся реформе Столыпина.

Существенно, что на II Думу крестьяне уже не возлагали таких надежд, как на первую. Так, резко сократилось число направленных туда наказов и приговоров (1900 против 4000), при этом заявления эти присылались более отсталыми слоями крестьянства из более глухих уголков страны — те, кто еще сохранял иллюзии, от которых освободился авангард.

Новый избирательный закон почти не пропустил крестьян в III Думу. Но и немногие депутаты-трудовики (часто сельские учителя, выдвинутые общинным сходом) повторили в этом «заповеднике консервативных помещиков» главные крестьянские требования — передел земли, выборность государственных чиновников и отмена столыпинской реформы. Все это говорит о том, что у крестьян России имелась невидимая для европейского глаза, не выраженная в партиях, но целостная идеология и система общенациональной организации, способная четко выразить главные требования и поддержать своих депутатов, которые эти требования выдвигали в Думе.

Понятно, как «белая кость» ненавидела этих депутатов. Т.Шанин приводит выдержки из брошюры правого деятеля Н.Васильева «Что такое трудовики», напечатанной в 1917 г. Вот одно из рассуждений, обобщающее образ трудовика как

…полуинтеллигентного разночинца, преимущественно недоучки, который слагается из следующих составных частей: 1) природных способностей, развитие которых, за бедностью или вследствие отсутствия выдержки, даваемой систематическим воспитанием, остановилось на полдороге; 2) необыкновенного самомнения, явившегося результатом господства в пределах своего муравейника, уже совершенно не культурного; 3) необузданного дерзания, как законного дитяти от сочетания полуобразования с самомнением; 4) ненависти ко всему, что почище, побелее, потоньше, той ненависти, без которой обыкновенное самомнение и необузданное дерзание сразу бы потеряли всякий смысл и всякое оправдание.

Думаю, такие брошюрки вложили свою крупицу в победу красных в Гражданской войне. Мне лично приятно, что все-таки в Октябре дали хорошего пинка под зад этой сытой сволочи — да жаль, не хватило ей ума в 1918 г. Сегодня на ее улице праздник, но придет пора подумать и о похмелье.

Легальная борьба крестьян в виде кампании петиций, наказов и приговоров, посылаемых в Государственную думу, показала высокую степень зрелости крестьянских представлений о желаемом жизнеустройстве, их общность для всей территории Центральной России и непреклонность в намерении идти в достижении своих целей до конца. Об этом опыте кадет Н.А.Гредескул писал, споря с авторами «Вех», которые считали русскую революцию интеллигентской:

Нет, русское освободительное движение в такой мере было «народным» и даже «всенародным», что большего в этом отношении и желать не приходится. Оно «проникло» всюду, до последней крестьянской избы, и оно «захватило» всех, решительно всех в России — все его пережили, каждый по-своему, но все с огромной силой. Оно действительно прошло «ураганом», или, если угодно, «землетрясением» через весь организм России. Наше освободительное движение есть поэтому не что иное, как колоссальная реакция всего народного организма на создавшееся для России труднейшее и опаснейшее историческое положение [50, с. 254].

Утрата авторитета государственной власти — духовная предпосылка к Гражданской войне

Разрушение духовной «связности» общества — очень важное условие для того, чтобы стала приемлемой идея Гражданской войны, идея допустимости убить собственного соплеменника. Можно даже сказать, что переход к Гражданской войне возможен, когда у разных социальных групп создается необычная комбинация высочайшего духовного накала с одновременной духовной отрешенностью (а часто и опустошенностью).

Возвращаясь к мысли П.Сорокина о том, что Гражданские войны возникают из-за слома системы ценностей (причем эта ломка идет по-разному в разных социальных и культурных группах), особо отметим важнейшую предпосылку к войне — крушение авторитетов. Авторитет, имеющий иррациональное, не подвергаемое логическому анализу основание, служит духовной опорой человека в его борьбе со своими темными и низменными инстинктами. Отрешенность и опустошенность — это и есть состояние души, для которой нет ничего святого и прекрасного, во что надо верить. Священные фигуры, символы, предания, обладающие для нас авторитетом, смотрят за нами и не позволяют нарушить запреты — прежде всего запрет на братоубийство. Немецкий богослов и философ Романо Гвардини писал в 1954 г.: