Ефимкин мгновенно выскочил из камеры. Первое рейдерское дело принесло успех. Барыш составил миллион долларов, из которых больше двухсот тысяч надо было раздать товарищам по сделке. «Так просто, за три часа, семьсот шестьдесят тысяч! — радостно думалось ему. — Прекрасно! Правда, помяли мою рожу, но я бы с удовольствием подставлял ее каждому, кто платил бы за избиение семьсот тысяч! У меня другой вопрос: неужели капитал — средство достижения нравственного триумфа? А как же неизбежная при этом потеря всего человеческого? Я не думал, что способен на такое… Ах, да ладно! Покажите мне идеального человека. Существует ли он? И я сдамся, подниму руки. Равенство — наивная утопия. Тысячелетние попытки доказать, что оно возможно, ничего не дали».

Впрочем, Леонид Иванович недолго размышлял и завершил свой внутренний спор победным возгласом:

— Нотариуса!

— Браво! Премия! — закричали бойцы.

У них были счастливые лица, как у людей, закончивших достойное дело. Наблюдая за проявлением общей радости, Математик подумал, что сегодня у членов его команды не осталось ничего святого. А было ли оно вообще?

— Начальника Поезда ко мне, — распорядился Ефимкин. Он отвел Чернохуда в сторону и вручил ему паспорт Разживина. — Сейчас появятся нотариус и свидетели. Сними с нашего голубчика мешок, заведи его в кабинет опера, посади в кресло и засунь в карман паспорт. Поставь на стол бутылку воды, стакан, как положено. Отряхни его одежду. Все должно выглядеть натурально, хоть люди и свои. После формальностей отведешь его назад в камеру и начинаешь свою операцию. Я дожидаться не стану. Устал. Завтра дел по горло. Вот так, Ну что, я же говорил: работенка непыльная, а доход приличный. Где в нашей округе такие деньги заработаешь? Через пару дней приступим к следующему этапу. Финансовые условия прежние. И чтобы ни гу-гу!

После появления нотариуса и свидетелей, дело быстро завершилось. Ефимкин, как и обещал, уехал. Измученного Разживина отвели в камеру, будто для последних сборов. Едва дверь закрылась, Чернохуд одним ударом свалил его в глубокий нокаут. Затем, уложив жертву на нары, Начальник Поезда приготовил свой нехитрый инструмент и приступил к подзабытой варварской процедуре…

Григорий Семенович продолжал наблюдать за жизнью городка, в котором волею судьбы оказался. Два вновь прибывших в город типа заслуживали особого внимания. То, как они себя вели, по его заключению, было не совсем типично для канцев. Больше всего его заинтересовал господин, поселившийся в доме усопшей Фатеевой. С какой целью молодой человек взялся за лопату да с таким усердием стал перекапывать участок? Это сильнейшим образом интриговало Григория Семеновича. Местную молодежь интересовали лишь пиво, гитара и секс. А тут такое странное занятие! Столичный житель не просто рыхлил почву, он вкладывал в нее какие-то зернышки — явно с нежностью, порой поглаживая, их, целуя и даже разговаривая с ними. «Что же такое хочет вырастить этот тип на нашей сибирской земле? Да и пригодна ли она будет для этого дела? У нас ведь тепло лишь три месяца в году. В другое время солнце, если и светит, то не греет». Наблюдателю приходила на ум идея тайком пробраться на участок и определить, что сеет новый сосед. Было и другое, связанное с приезжим, обстоятельство, которое вызывало вопросы. Почему он постоянно теребит нос с блаженным выражением лица? Когда Помешкин в такой момент наводил на москвича бинокль, то, боясь себе признаться, даже завидовал испытываемому “объектом” удовольствию. Григорий Семенович не раз пытался теребить собственный нос, но из этого не получалось ничего, кроме затяжного насморка и непроизвольной эрекции. «Что у него за секрет, — тщетно искал ответ Помешкин. — А вдруг ему известно, как получать эротическое удовольствие от разных частей собственного тела? Что еще можно теребить, на что нажимать, что поглаживать или чесать, по чему постукивать, как хлестаться, чтобы вызвать в себе тот глубокий восторг, который освещает его лицо во время почесывания носа?»

Неспокойному канцу не терпелось узнать это от самого соседа, хотя всем было известно, что он сам категорически избегал неформальных контактов с людьми. Словом, москвич занимал Григория Семеновича гораздо сильнее, чем инспектор рыбнадзора. Вот и сегодня Помешкин следил за действиями загадочного соседа. Это странный тип опять вышел из дома с лопатой в руке. На поясе висели два мешочка. В левом, вероятно, помещались семена, а в правом — какая-то еда: орехи или семечки. Сосед то и дело доставал такой орешек или щепотку чего-то непонятного и с наслаждением разжевывал. Впрочем, левая сторона совершенно не интересовала Григория Семеновича, потому что к аграрному делу он относился равнодушно и никакими идеями насчет этой деятельности себя не занимал.

На этот раз москвич не перекапывал землю, а рыл яму. Постепенно она так углубилась, что сосед в ней скрылся. Немного спустя он вылез наверх — уже без лопаты, зато с чемоданом. Григорий Семенович с волнением следил, как приезжий с усилием тащит ношу к себе в хату. «Что за клад мог быть у старухи Фатеевой? Может, это и не ее богатство? А осталось оно от купцов царского времени? Сколько, собственно, лет прошло? Три-четыре поколения, меньше века. Что это за срок? Пустяк! Меня не ценности занимают, а интрига. Чей клад и каким образом о нем знал лишь приезжий из столицы? Мне бы, летописцу канской жизни, о нем ведать, а не московскому щеголю. Чтобы распутать клубок загадок, надо обязательно побывать у него. Вот только вычислю, когда он уходит из дома…»

Как ни надеялся Григорий Семенович продолжить слежку, после того как незнакомец скрылся в стенах своей обители, у него ничего не вышло. Изредка в окне мелькала фигурка приезжего, но больше ничего разглядеть не удавалось. Отчаявшись, Помешкин опустил бинокль. «Почему я так заинтересовался этим делом? Я, у которого окружающий мир ничего, кроме сарказма, не вызывает! Чем же так приманил меня этот тип? Меня, всей душой ненавидящего их всех вместе взятых! Своей болезненной отрешенностью? Кто в его возрасте приедет из столицы в Кан, чтобы весь день в поте лица лопатить грядки? Может, меня потянуло к нему именно потому, что он очень странен и даже несколько на меня похож? На всякий случай, повторю самому себе, кто я есть и кем себя считаю. Я Григорий Семенович Помешкин, существо некоего третьего пола и нового вида. Все человеческое, культура и религия, мне не только не мило, не близко и не дорого, а как раз наоборот, противно и мерзко и, кроме плевков, ничего не вызывает. В грезах я часто мечтаю обладать невероятной силой, чтобы наказать род человеческий за его непреходящую порчу. И глубоко убежден, что в самое ближайшее время эта чудесная способность у меня появится, и я наконец смогу очищаться от гнуснейшего соседства. Сколько раз мне видилось, как я, обладая неземными свойствами, жесточайшим образом наказываю всех по очереди. Сексапильных девок, визажистов, пластических хирургов, парфюмеров, кутюрье — за их умышленные провокации животных инстинктов! Политиков — за их неуемную страсть к власти, наживе и убеждение в своей непогрешимости. Бюрократов — за наплевательство на закон, лицемерие и поборы. Милиционеров, прокуроров, судей, военных, инспекторов фискальных и силовых органов — за избирательность в применении карательных мер. Журналистов, артистов, имиджмейкеров, писателей, поэтов — за намеренное искажение реальности и продажную суть. Да и всех остальных я ненавижу не меньше. Готов их тоже безумно оскорбить, даже казнить за унизительное терпение общей мерзости. Разве не вправе я называть себя созданием, не похожим на других, с невероятным потенциалом ненависти к окружающему, представителем третьего пола и нового вида? Сексуальное влечение к самому себе встречается у некоторых Нарциссов. Но такую бурную половую страсть, какую испытываю я к собственной персоне, когда при касании любой части тела наступает эрекция, а от собственного отражения в зеркале — восторженный оргазм, — можно смело считать редчайшим, единичным явлением. Почему же такое уникальное существо, как я, так глубоко заинтересовал этот незнакомец из столицы? Рыбный инспектор — понятно, он нужен для социальной панорамы. Но москвич? Тихий, болезненный мышонок со стеклянным взглядом? Что за сила заставляет обращать на него внимание?