то твердо решил отказаться. Войдя в лифт, я думал о своем актерском будущем, о Малом театре, о Ромео. Подходя к комнате Дягилева, я был убежден, что принимаю правильное решение. Я вошел, Дягилев пристально смотрел на меня и улыбался – ждал, пока я заговорю. Я готов был сказать, что не принимаю его предложение, но, сам того не осознавая, произнес: “Я буду счастлив присоединиться к Вашей труппе”».

Даже спустя годы Мясин так и не смог понять, почему он не смог отказать Дягилеву? Наверное, им завладела некая подсознательная сила – такое иногда происходило в его жизни. «Может, это свойство моей натуры, – размышлял он позже, – которое заставляло меня вдруг менять планы после тщательно продуманных решений. Но тогда-то мне было всего восемнадцать».

Пришло время отъезда. Попрощавшись с родителями и пообещав вернуться в Москву через несколько месяцев, Мясин взял отпуск в театре и вместе с Дягилевым уехал в Санкт-Петербург. Всю ночь в купе поезда он слушал рассказы Дягилева: о дальних странах, о городах, но самое главное – о балете, а точнее о новой концепции искусства, о синтезе музыки, танца и живописи.

В Санкт-Петербурге Мясина представили Михаилу Фокину – хореографу будущего спектакля. Тот скептически отнесся к молодому красавцу: с головы до ног оглядел танцовщика и попросил продемонстрировать элевацию – прыгучесть. Мясин не растерялся – поставил в центре комнаты деревянный стул и легко перепрыгнул через спинку. Фокин едва улыбнулся и сказал, что просмотр окончен.

Из воспоминаний Леонида Мясина: «На следующий день Дягилев сообщил мне, что Фокин одобрил его выбор, и я буду танцевать главную роль в “Легенде об Иосифе”. Дягилев рассказал мне о том, что либретто написано графом фон Кесслером и Гуго фон Гофмансталем, а музыка – Рихардом Штраусом, и это первый балет композитора. Конечно, я задумался, достаточно ли моей квалификации для такой роли. …Дягилев объяснял, что этот библейский сюжет был его любимым: сюжет легенды об Иосифе, когда братья, завидуя, продали младшего брата, любимца отца, в рабство в Египет».

Дягилев держался с Мясиным как старший друг, который готов был разделить с ним надежды на будущее: он волновался за него – это чувствовалось и было поддержкой. Несмотря на властный вид, Дягилев подкупал скромностью и честностью, и, конечно, преданностью искусству. Мясин вдруг осознал, что весь его предшествующий опыт – Императорское училище, Малый театр, выступления на сцене Большого – был незначительным, а теперь начинается совершенно новый этап. Это и пугало, и вдохновляло. Мясину было девятнадцать – еще юноша по меркам прошлого, да и нынешнего века. Дягилев развивал его как личность, как когда-то Нижинского. Но Нижинский был замкнутым и закомплексованным, а Мясин смотрел на мир и на своего наставника широко открытыми прекрасными глазами и впитывал каждое слово. Их контракт должен был продлиться всего несколько месяцев, но так получилось, что Дягилев увез Мясина навсегда.

Молодой танцовщик органично вписался в богатую талантами труппу «Русских сезонов». На репетициях он сразу почувствовал разницу – здесь каждый ощущал себя частью нового движения в мире балета. Таких балетов нигде еще не ставили, Мясин понял это сразу, как только посмотрел «Шехерезаду» Фокина по мотивам «Тысяча и одной ночи» на музыку Римского-Корсакова; декорации и костюмы к этому спектаклю были сделаны Львом Бакстом. Его невероятно впечатлил «Золотой петушок» – синтез оперы и балета в ярких костюмах Наталии Гончаровой. В наше время этот изумительный спектакль, также в костюмах Гончаровой, можно увидеть в театре Натальи Ильиничны Сац в постановке Андриса Лиепа.

Но самым захватывающим из дягилевских спектаклей был, конечно, «Петрушка», в котором Мясин впервые увидел неотразимую Тамару Карсавину.

И каждый день приходилось по многу работать. «Я продолжал репетировать “Легенду об Иосифе”. Балет ставил Фокин, он свободно чередовал пластику и прыжки с остановками на одном колене – это было сложно и интересно, и очень отличалось от академической хореографии, традиционной для Большого театра, – вспоминает Мясин. – Дягилев организовал для меня уроки с Энрико Чеккетти: живой итальянец, педагог “Русских сезонов”, на занятиях он требовал жесткой дисциплины. Держал трость с золотым наконечником, которой слегка ударял нас по ногам, если мы неверно делали па. Как только я пришел к нему, я понял, что попал в руки к совершенному учителю. Несмотря на то что его метод был противоположен плавной фокинской хореографии, занятия с ним помогли мне добиться необходимой гибкости для передачи этих движений».

Сам Дягилев присутствовал на репетициях редко, но они с Мясиным много времени проводили вместе. Часто Дягилев брал Леонида на обед в семейство Сертов. Художник Хосе Мария Серт оформлял «Легенду об Иосифе», делал изумительные эскизы в стиле Веронезе, добиваясь декоративного эффекта. Мясин потом говорил, что эти первые впечатления зародили у него интерес к венецианскому Возрождению. Женой художника была очаровательная Мися Серт (Мися – уменьшительное от Мария), близкий друг Дягилева. Она родилась в России, Царском Селе, где ее отец, польский скульптор Киприан Годебский, участвовал в реставрации императорского дворца. Мися была музой «Русских сезонов», покровительницей, советчицей, поклонницей. Она знакомила Дягилева с композиторами, художниками, приглашала его в круг избранных. У Миси был тот же нюх на таланты, что и у Дягилева. Она увлекалась современной живописью, была дружна с Ренуаром, Тулуз-Лотреком, с композиторами Стравинским, Дебюсси, с Марселем Прустом… Много раз Мися спасала замыслы Дягилева от настоящего финансового краха – она и Коко Шанель. Именно Мися держала Дягилева за руку в последние минуты жизни и провожала его в последний путь. Вместе с Коко они оплатили его похороны.

В салоне у Миси родилась идея нарядить Иосифа – Мясина в белую тунику, тогда как всех остальных – в бархат и парчу. Автор либретто фон Гофмансталь объяснял, что рассматривает Иосифа, как благородного дикаря, который ищет Бога. Эта история – не просто пересказ Библии, а легенда, где сталкиваются добро и зло, невинность и искушение. Облик новоиспеченного премьера – достаточно представить огромные горящие глаза Мясина – идеально подходил для библейского героя, в этом сходились все.

Из воспоминания Леонида Мясина: «Пришло время переезжать в Париж, который оказался еще прекраснее, чем я ожидал. Я никогда не представлял, что проспекты могут быть такими широкими, а парки – такими красивыми». Юный танцовщик гулял вдоль Елисейских Полей, смотрел на посетителей кафе и не понимал, как можно проводить время вот так – бесцельно болтая и потягивая вино. Ему казалось, что по сравнению с жителями Москвы парижане просто шикары: мужчины – ухоженные, подвижные, нарядные, а женщины неизменно элегантны. Прогуливаясь вдоль Вандомской площади, заглядываясь на витрины Сент-Оноре, улицы, где