– Зря вы вчера так сделали.

* * *

Большинство преподавателей и студентов Университета имени принца Уэльского, участвовавших в программе «Археология Уль-Комы», находились в Бол-Йе-ане. Менее чем за двенадцать часов я оказался на месте раскопок уже дважды.

– О встрече я не договаривался, – сказал Датт. – Я говорил с профессором Рошамбо, главой проекта. Он знает, что мы снова приедем, но остальных я решил встретить случайно.

Вчера вечером я разглядывал раскопки издали, но сейчас, подойдя к ним поближе, я увидел, что от зевак их загораживает забор. Снаружи по периметру были расставлены милиционеры, внутри находились охранники. Значок Датта позволил нам немедленно попасть в небольшой комплекс временных офисов. У меня был список преподавателей и студентов. Сначала мы пошли в кабинет Бернара Рошамбо. Он оказался сухощавым человеком примерно на пятнадцать лет старше меня. По-иллитански он говорил с сильным квебекским акцентом.

– Мы все потрясены, – сказал он. – Я не знал девушку, вы понимаете? Только видеть в общей комнате. По репутации. – Его кабинет находился в блок-контейнере; папки и книги на временных полках, фотографии его самого на разных раскопках. Снаружи, беседуя, мимо прошли какие-то молодые люди. – Если мы чем-то можем помочь, конечно. Я сам многих студентов не знаю. Знаю, но не очень хорошо. У меня сейчас три аспиранта. Один в Канаде, остальные двое, кажется, вон там. – Он указал в направлении главного участка раскопок. – Их я знаю.

– А Родригес? – спросил я. Он непонимающе посмотрел на меня. – Иоланда? Одна из ваших студентов? Вы ее видели?

– Инспектор, она не в числе моих троих. Боюсь, я мало чего могу вам сообщить. Мы… Она пропала?

– Да. Что вам о ней известно?

– О господи. Она пропала? Я ничего о ней не знаю. Махалия Джири была мне известна из-за ее репутации, конечно, но мы буквально ни словом не обмолвились – если не считать вечеринки по случаю приезда новых студентов несколько месяцев назад.

– Это было гораздо раньше, – заметил Датт.

Рошамбо уставился на него.

– Ну вот… Следить за ходом времени просто невозможно. Нет, серьезно? Я могу рассказать вам про нее все то, что вы уже знаете. Ее руководитель – вот кто вам нужен. Вы Изабель уже видели?

Он приказал секретарю распечатать для нас список преподавателей и студентов. Я не стал ему говорить, что такой список у нас уже есть. Датт не предложил мне его, и я взял его сам. Судя по именам, двое археологов – в соответствии с требованиями закона – были улькомцами.

– В деле Джири у него алиби, – сказал Датт, когда мы ушли. – В этом смысле он – один из немногих. У большинства, вы понимаете, была ночь, никто ни за кого не может поручиться, так что по крайней мере с точки зрения алиби все они в жопе. А он приблизительно в то время, когда ее убили, общался по телефону с коллегой из далекого часового пояса. Мы проверяли.

Мы искали кабинет Изабель Нэнси, когда кто-то окликнул меня по имени. Мимо временных комнат к нам спешил подтянутый мужчина лет пятидесяти с небольшим.

– Вы инспектор Борлу? – Он бросил взгляд на Датта, но увидел улькомские знаки различия и снова посмотрел на меня. – Мне сказали, что, возможно, вы приедете. Я рад, что мы с вами пересеклись. Я Дэвид Боуден.

– Профессор Боуден, – я пожал ему руку. – Я наслаждаюсь вашей книгой.

Мои слова его явно ошеломили. Он покачал головой.

– Насколько я понимаю, вы про первую. Про вторую никто так не говорит. – Он отпустил мою руку. – За нее вас арестуют, инспектор.

Датт удивленно посмотрел на меня.

– Где ваш кабинет, профессор? Я старший детектив Датт. Мне бы хотелось с вами поговорить.

– У меня его нет, СД Датт. Я бываю здесь только один день в неделю. И я не профессор, просто доктор. «Дэвид» тоже сойдет.

– Сколько вы пробудете здесь сегодня утром, доктор? – спросил я. – Мы успеем перекинуться с вами парой слов?

– Я… конечно, инспектор, если хотите, но, как я уже сказал, у меня нет кабинета. Студенты обычно приходят ко мне в квартиру. – Он протянул мне свою визитку, а когда Датт поднял бровь, то дал визитку и ему. – Там мой номер. Я подожду, если хотите; скорее всего, мы найдем место, где можно поговорить.

– Значит, вы прибыли не для того, чтобы встретиться с нами? – спросил я.

– Нет, это случайность. Сегодня я вообще не должен был приехать, но моя подопечная вчера не явилась, и я решил, что встречу ее здесь.

– Ваша подопечная? – спросил Датт.

– Да, больше одного человека мне не доверяют. – Он улыбнулся. – Поэтому и кабинета нет.

– Кого вы ищете?

– Ее зовут Иоланда. Иоланда Родригес.

Боуден пришел в ужас, узнав от нас, что она не выходит на связь. Он запнулся, пытаясь подобрать нужные слова.

– Она пропала? Сначала Махалия, а теперь Иоланда? О боже… Вы…

– Мы этим занимаемся, – сказал Датт. – Не делайте преждевременных выводов.

Боуден выглядел потрясенным. Похожую реакцию мы уже наблюдали у его коллег. По очереди мы побеседовали с четырьмя учеными, которых смогли найти, в том числе с Тау-ти, старшим из двух улькомцев – молчаливым молодым человеком. Только Изабель Нэнси, высокая, хорошо одетая женщина с двумя парами очков на цепочках, была в курсе исчезновения Иоланды.

– Рада познакомиться, инспектор, старший детектив. – Она пожала нам руки. Я уже ознакомился с ее показаниями. Она утверждала, что в то время, когда Махалию убили, была дома, но не могла это доказать. – Я сделаю все, чтобы помочь вам, – повторяла она.

– Расскажите нам про Махалию. У меня сложилось такое ощущение, что ее тут хорошо знали – все, кроме вашего босса.

– Уже нет, – ответила Нэнси. – Раньше – возможно. А Рошамбо сказал, что не знает ее? Это немного… неискренне. Она ведь многих задела за живое.

– На конференции, – сказал я. – В Бешеле.

– Верно. На юге. Он был там. Почти все мы там были – я, Дэвид, Маркус, Асина. В общем, она вызвала удивление не на одном заседании, задавала вопросы о диссенсах, Проломе и тому подобном. Вопросы не запрещенные, но слегка вульгарные, можно сказать – то, что скорее ждешь от людей из Голливуда, что ли, но не от исследователя, который занимается Уль-Комой, периодом, предшествующим Расколу, или даже Бешелем. Было видно, что важные шишки, которые пришли открывать заседания и проводить церемонии посвящения, начали что-то подозревать. И затем наконец она вдруг завела бредовые речи об Орсини. Дэвид, разумеется, сгорал от стыда; университет оказался в неловком положении, а ее чуть было не выставили – кое-кто из представителей Бешеля поднял большой шум по этому поводу.

– Но ее не выставили? – спросил Датт.

– Думаю, все решили, что это она просто по молодости. Но, наверное, кто-то здорово ее отчитал, потому что после этого она остыла. Представители Бешеля тогда здорово взбесились, и мне казалось, что улькомцы им сочувствовали. Когда я узнала, что она возвращается, чтобы учиться в аспирантуре, я удивилась, что ее впустили – с такими-то сомнительными взглядами. Но она их переросла. Я уже об этом давала показания. Но скажите, вы хоть что-нибудь знаете о том, что стало с Иоландой?