Улькомцы выходили из подземного перехода, ахали, почувствовав холод, и кутались в свои толстовки. Я старался не-видеть бешельских жителей, несомненно спускавшихся с железнодорожной станции «Ян-джелус», которая случайно находилась всего в нескольких метрах от улькомской станции метро, но знал, что в Бешеле люди сейчас носили меха. Мне показалось, что среди улькомцев я вижу азиатов или арабов и даже нескольких африканцев. Здесь их было гораздо больше, чем в Бешеле.

– Политика открытых дверей?

– Едва ли, – ответил Датт. – Уль-Коме нужны люди, но все, кого вы видите, тщательно отобраны. Они сдали тесты и знают, что к чему. У некоторых из них есть дети. Улькомские негритята! – Он радостно засмеялся. – У нас их больше, чем у вас, но не потому, что мы работаем спустя рукава.

– А что происходит с теми, кто не прошел проверку?

– О, у нас на окраинах тоже есть лагеря, как и у вас. ООН этим недовольна. «Эмнести» тоже. Вас они тоже пинают за условия? Хотите курить?

Всего в паре метров от входа в кафе стоял табачный киоск. Я вдруг понял, что смотрю на него.

– Нет, не очень. Да, наверное. Это все любопытство. Кажется, я никогда не курил улькомские.

– Погодите.

– Нет, не вставайте. Я уже не курю, бросил.

– Ой, да ладно, считайте, что это этнография, вы же не дома… Извините, я больше не буду. Ненавижу людей, которые так делают.

– «Так делают»?

– Пристают к тем, кто бросил. А я ведь даже не курю. – Он рассмеялся и глотнул чаю. – Если бы курил, тогда, по крайней мере, это было бы извращенное возмущение вашим успехом – вы же бросили. Нет, я должен возмущаться вами из общих соображений. Вот такой я злобный гаденыш. – Он засмеялся.

– Слушайте, извините за то… ну, вы понимаете… за то, что я так встрял…

– Мне просто кажется, что нам нужны правила. Не хочу, чтобы вы думали…

– Спасибо.

– Ладно, без проблем. Может, следующий проведу я? – спросил он.

Я смотрел на Уль-Кому. Слишком большая облачность для такого холода.

– Говорите, что у этого Цуэ есть алиби?

– Ага. Это проверили по моей просьбе. Большинство охранников женаты, и жены за них ручаются – да, это ни хрена не значит, но мы не обнаружили ничего, что связывало бы их с Джири, – они максимум кивали друг другу в коридоре. А вот этот, Цуэ, в ту ночь был в компании студентов. Он молод и поэтому общается с ними.

– Как это удобно. И необычно.

– Ну да. Но он ни с кем и ни с чем не связан. Парнишке всего девятнадцать. Расскажите мне про фургон. – Я снова ему все объяснил. – Клянусь Светом, неужели мне придется поехать с вами? Похоже, нужно искать кого-то из Бешеля.

– Кто-то из Бешеля проехал на фургоне через границу. Но мы знаем, что Джири убили в Уль-Коме. Значит, кто-то позвонил по телефону в другой город, а затем кто-то оказал кому-то услугу. Если только преступник не убил ее, затем помчался в Бешель, угнал фургон, пригнал его обратно, взял ее, снова поехал обратно, чтобы выбросить труп, – а почему, мы могли бы добавить, труп выбросили именно там? Так что в деле два преступника.

– Или кто-то создал пролом.

– Да, – ответил я, – или кто-то проломился. Но, насколько нам известно, этот кто-то немало постарался, чтобы не совершить пролом. И сообщить нам об этом.

– Знаменитая запись. Интересно, как она обнаружилась…

Я посмотрел на него. Он, похоже, не шутил.

– Правда же?

– Да бросьте, Тиадор, вы что – удивлены? Тому, кто это сделал, хватило ума не связываться с нарушением границ. Он звонит своему другу с вашей стороны, а теперь срет кирпичами при мысли, что за ним придет Пролом, а ведь это было бы несправедливо. Поэтому у него есть маленький помощник в Копула-Холле или в транспортном отделе – и тот шепнул ему, в какое время он проехал. Вряд ли бешельские бюрократы непогрешимы.

– Это точно.

– Ну, вот видите. Смотрите, вы уже повеселели.

По сравнению с другими вариантами это был не такой уж разветвленный заговор. Кто-то знал, какие фургоны нужно искать. Просмотрел кучу записей. В этот морозный, но ясный день, когда холод приглушал яркие цвета Уль-Комы до нормального уровня, казалось сложным, даже нелепым видеть Орсини в каждом углу.

– Давайте восстановим картину, – сказал он. – Поиски этого долбаного водителя ничего нам не дадут. Надеюсь, этим занимаются ваши люди. У нас нет ничего, кроме описания фургона, а кто в Уль-Коме признается, что, возможно, видел бешельский фургон, хоть с разрешением, хоть без? Поэтому давайте вернемся к началу. Где вам повезло? – Я посмотрел на него. Я внимательно посмотрел на него и вспомнил ход событий. – Когда она перестала быть «Неизвестным трупом-1»? Что привело ко всему этому?

В моем номере лежали записи, которые я забрал у супругов Джири. Ее адрес электронной почты и номер телефона – в моей записной книжке. Они не забрали тело своей дочери и не могли вернуться, чтобы сделать это. Махалия Джири лежала в холодильнике и ждала. Меня, можно сказать.

– Телефонный звонок.

– Да? Осведомитель?

– В своем роде. Именно он вывел меня на Дродина.

Я увидел, что он вспомнил сведения из досье – и то, что там все было написано по-другому.

– Что вы… Кто?

– В этом все и дело. – Я надолго умолк, а потом посмотрел на стол и начал рисовать фигуры в лужице пролитого мной чая. – Я точно не знаю что… Мне позвонили отсюда.

– Из Уль-Комы? – Я кивнул. – Какого хрена? Кто?

– Не знаю.

– Почему вам позвонили?

– Человек увидел наши плакаты. Да. Наши плакаты в Бешеле.

Датт наклонился вперед.

– Ни хрена себе. Кто?

– Вы понимаете, что это ставит меня…

– Ну конечно. – Он заговорил быстро, напряженно. – Конечно, понимаю, но слушайте, вы же полицейский. Думаете, я вас кину? Ну, давайте, между нами. Кто это?

Это было серьезное дело. Если я был соучастником в создании пролома, то он теперь становился соучастником соучастника. Но, кажется, его это не волновало.

– Мне кажется, что этот человек – объединитель.

– Он так сказал?

– Нет, но тут главное – что он сказал и как. В общем, я знаю, что это было не совсем честь по чести, но именно это вывело меня на правильный путь… Что?

Датт откинулся на спинку стула и посмотрел куда-то в сторону. Пальцы его забарабанили быстрее.

– Твою мать. Вот теперь у нас точно что-то есть. Даже не верится, что раньше вы об этом не упомянули.

– Датт, погодите.

– Ладно. Честное слово, я… я вижу, что это ставит вас в не очень удобное положение.