Малый фасад дворца князей Белосельских-Белозерских

При этом первый этаж «не согласен» со своей вспомогательной ролью и нарядными сандриками окон претендует на парадность. В целом, Строгоновский дом на Невском претендует на статут дворца Растрелли, таковым по сути не являясь, главным образом по причине ординарного положения среди домов квартала. Парадный двор, как рассказывалось выше, несколько спасал ситуацию, удовлетворяя честолюбие владельцев.

Не так у А. Штакеншнейдера, дом Белосельских-Белозерских не претендует на экстраординарный статус. Крайне незначительный цокольный этаж, доставшийся зодчему от Тома де Томона, или Ф.И. Демерцова (обоих мастеров называют в качестве строителей здания здесь на рубеже XVIII и XIX вв.), вполне «согласен» со своей второстепенной ролью. Вместе с первым этажом он служит основой для единственного и высокого парадного этажа, тому отведена половина высоты здания. Отсутствие сандриков на окнах первого этажа подчеркивает их вспомогательное положение. Довольно большая часть стены оставлена свободной, что неприемлемо для подлинного барокко, к стилистике которого со всеми оговорками принадлежал Строгоновский дом.

Проект А. Штакеншнейдера игнорирует прежнюю форму здания

Три круглых чердачных окна здания необарокко вписаны в лучковый фронтон над большими грузными аттиками обоих фасадов. Количество осей в здании XIX века на речном фасаде много меньше — 12 вместо 17, но именно пять из них, как и у Растрелли, подчеркнуты. Балкон поддерживают атланты. Именно этот фрагмент фасада в наибольшей степени отсылает к Строгоновскому дому, более того, «реставрирует» его, ибо «старик» в тот момент атлантов уже утратил.

Значительное отличие между двумя зданиями состоит в большом внимании Штакеншнейдера к крайней оси, на границе с соседним владением, подчеркнутой не только двумя колоннами, но и пилястрами и большим полукруглым окном. Здесь сделан служебный вход, который именно на этом месте существовал и у творения Растрелли. Интересно, насколько глубоко последователь изучил шедевр предшественника? Из-за такого решения речной фасад дворца Белосельских-Белозерских в натуре ассиметричен. Замысел автора проясняется при рассмотрении проекта. На нем хорошо видно, что оформленный аналогично двумя колоннами, атлантами и треугольным фронтоном угол здания, воспринимался Штакеншнейдером как недостающая часть речного фасада! Фасад дома на Невском живет своим счетом. Лишь одна пилястра задействована на два поля: она и оформляет угол и формирует ритм окон фасада на Невский. Скошенный угол достался мастеру также от прежнего строения.

Фасад дворца Белосельских-Белозерских, обращенный на Невский проспект, далек от большого фасада дома Строгоновых. Не имея прохода во двор, и это главное отличие от прототипа, к которому я еще вернусь, он располагает двумя входами, оформленными так же как на речном фасаде. Они устроены симметрично относительно центральной оси и в тех местах, где Растрелли сделал два ризалита и один из них, правый, впоследствии Воронихин использовал для входа. Так же как в Строгоновском доме правый вход позволяет попасть на центральную лестницу дворца Белосельских-Белозерских. В данном случае она оформлена в характере фасада и ведет в две анфилады парадных комнат, в стиле необарокко, сохранившихся частично.

Фасад на Невский проспект «двойника» Строгоновского дома

На парадном этаже невского фасада А. Штакеншнейдер, стремясь к симметрии, выделил пять главных осей. Играя, как и Растрелли, на простенках, зодчий XIX века сделал на втором этаже пять больших окон вместо прежних десяти маленьких, которые остались на первом этаже. Над центральной частью нависает аттик.

При отсутствии высокой крыши, которая есть на проектном чертеже, дом XIX века имеет балюстраду с вазами.

Цвет стен дворца Белосельских-Белозерских соответствует первоначальной окраске растреллиевского здания. Открытие сделал П.С. Садовников во время работ по завершению ансамбля дома у Полицейского моста, когда несколько раньше, в 1842 году, сами Строгоновы достроили этот дом в стиле Растрелли. Тогда, в частности, окончательно сформировался южный корпус. Его задумывал еще А.Н. Воронихин. П.С. Садовников, которому была поручена реставрация всего фасада и перестройка южного корпуса, оформил его так, что он стал соответствовать возведенным раньше зданиям, прежде всего, по высоте и регулярности, а также в оформлении окон второго и третьего этажей. Центральная часть с 11 осями выделена ризалитом. Здесь окна оформлены масками львов в раковинах, в то время как для двух осей слева и трех справа женские головки взяты из нарядных наличников антикамер («приемных»).

Пожар Зимнего дворца породил «второе барокко» в Петербурге

Чуть позже «барочные одежды» примерил и восточный корпус, оставшийся двухэтажным. Несмотря на это обстоятельство, можно сказать, что курдонер был возрожден. Был ли восстановлен замковый характер дома? Да, номинально он вернулся. Хотя, разумеется, парадные церемонии в нем не проводились, но внутренние порядки после смерти графа Александра Сергеевича и его наследницы графини Софьи Владимировны стали уже не столь демократическими.

Надо полагать, что Строгоновы, как и весь Петербург, увлеклись необарокко после 1837 года, когда грандиозный пожар уничтожил императорский Зимний дворец. Тому предшествовало несколько эпох. Амбиции женатого на родственнице императрицы барона Сергея Строгонова потребовали в свое время пышного фасада, который и создал для заказчика Ф. Растрелли, в 1753–1754 годах расширивший и надстроивший здание М. Земцова. Последующим владельцам фасад должен был казаться вульгарным, особенно во времена классицизма. В тот момент его немного «упростило» время, погубившее скульптурную декорацию. Андрей Воронихин в 1790-х годах перекрасил фасад в господствующий цвет охры и, уничтожив курдонер, устроил вход с Невского проспекта.

Наивысшая степень угрозы нависла над фасадом на рубеже 1810-1820-х годов, когда беспощадный последователь ампира Росси уже составил план перестройки фасада в своем излюбленном стиле. И вот почти столетие спустя после создания подлинное творение середины XVIII века стало предметом гордости, знаком принадлежности к старой аристократии, свидетельствовало о великом прошлом. Наиболее ярко эти настроения выражены В.А. Жуковским в его сочинении «Пожар Зимнего дворца», написанном в январе 1838 года.

«Зимний дворец, как здание, как царское жилище, может быть, не имел подобного в целой Европе… Суровым величием, своею архитектурой, изображал он могущественный народ, столь недавно вступивший в среду образованных наций, но еще сохранивший свой первобытный, некогда дикий образ; а внутренним своим великолепием напоминал о той неисчерпаемой жизни, которая кипит во внутренности России… Быть может, взыскательный вкус, рассматривая его по частям, мог оскорбиться и некоторою нестройностью их состава, и пестротою обветшалых украшений, и мелкостью бесчисленных колонн, и множеством колоссальных статуй, стоявших на этой массе как лес на скале огромной; но целое здание представляло какую-то разительную, гигантскую стройность», — писал В.А. Жуковский.