Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невозмутимый убийца даже не повернул головы в сторону, с которой прилетел камень. Он заново занес меч для последнего, смертельного удара, но опустить его так и не успел. В воздухе снова раздался свист, а через миг второй, раза в два, если не три более увесистый булыжник ударил по рукояти меча, не только выбив оружие из крепко сжимавшей его руки вампира, но и сломав обескураженному злодею пару пальцев.
Не издав ни стона, ни иных звуков, так часто сопутствующих первому шквалу острой боли, вампир решил обернуться, но позади него не было никого. Как отрицательный результат зачастую является самым наглядным показателем, а молчание в ответ на вопрос – самой верной формой отказа, так и абсолютная пустота вокруг сказала кровососу о многом. Улочка была совершенно безлюдна, куда-то исчезло даже бесчувственное тело юного разбойника, мирно покоившееся во время схватки с Миленой на мостовой. Исчезновение ценного трофея, пусть даже в убогой упаковке из драных кальсон, ничуть не удивило убийцу, а, как ни странно, наоборот, пояснило ему, что происходит.
Изрядно потрепанный во время схватки злодей быстро нагнулся, подобрал кое-как действующей рукой выпавший меч, а затем замер, вслушиваясь в воцарившуюся вокруг тишину. Он даже удержался от соблазна перерезать горло лежавшей у его ног Милене, все еще тщетно пытавшейся подняться. Когда приходится сражаться с невидимкой, можно полагаться лишь на слух и ни в коем случае нельзя отвлекаться на пустяки, пусть даже столь приятные, как для вампира отправить в небытие моррона.
Убийца ждал, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому шелесту листвы, и в конце концов его терпение было вознаграждено. Он угадал, с какой стороны ему в голову полетит камень, и ловко отбил его на подлете плашкой меча. Десять последующих булыжников, запущенных в разные части тела с различных сторон и дистанций, были также успешно отражены. Убийца доказал, что слух у вампиров чуткий. Юный разбойник был вынужден пребывать в невидимости и держаться от противника на приличном расстоянии, иначе бы тот его услышал. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта игра, однако вскоре пылкая кровь юноши взяла свое. Марку наскучило ждать удобного момента для незаметного приближения к врагу с последующей молниеносной атакой, и он решил завершить затянувшееся, утомившее его действо. Парень появился, возник из воздуха, из ниоткуда, причем не за спиной, а смело перед врагом, в каких-то жалких пяти-шести шагах.
– Ну какой же ты непонятливый! – укоризненно и даже немного с напускным сочувствием произнес Марк, картинно воздев к небесам ладони, и, ослепляя врага белоснежной улыбкой, издевательски покачал кучерявой головой. – Неужто не ясно?! Всё… я силы восстановил, тебе со мной ужо не сладить! Пшел бы ты вон… нет у меня настроения для праздных бойцовских утех.
Немного утихомирив все еще поедающую ее тело боль, Милена приподняла голову и посмотрела на юного наглеца, осмелившегося так дерзко говорить с очень сильным вампиром. Девушка сразу отметила, что с ее как всегда несдержанным на язык подопечным произошло несколько разительных перемен. Во-первых, он как будто чуток подрос и окреп в плечах, что, впрочем, могло моррону и показаться. Во-вторых, юный разбойник наконец-то догадался избавиться от дырявых, пахучих кальсон, которые все равно мало что прикрывали, но зато сильно портили общее впечатление. И, третье, главное, чему подивилась красавица, на ступнях Марка более не было ни крови, ни засоренных грязью ранок. Кожа на ногах юноши была идеально ровной и гладкой, на ней не осталось и следа от недавних порезов.
Милена тут же вспомнила, что ей как-то невзначай рассказал Мартин Гентар о способностях дружка Дарка Аламеза. Вспомнила, сравнила с увиденным собственным глазами и пришла к выводу, что если бы вдруг оказалась на месте вампира, то не стала бы искушать судьбу, вступая в схватку один на один с диковинным созданием, возможно, самым последним представителем древнего, редкого вида разумных существ.
Однако у вампира была своя голова на плечах, и мыслила она совсем по-иному. Сделав вид, что принимает предложение удалиться без боя, мужчина взмахнул рукой, и за его спиной тут же открылся все тот же багровый портал, ведущий куда угодно, но только не в преисподнюю. Тяжко вздохнув и устало опустив меч, вампир повернулся к Марку спиной, но затем, едва сделав первый шаг в сторону свечения, резко развернулся и быстро атаковал. В принципе, он провел тот же прием, каким чуть ранее убил Фанория: прыжок, глубокий выпад и укол клинком точно в грудь; однако на этот раз обман не увенчался успехом. Так же, как и старик-моррон, Марк не ожидал подвоха и не успел отскочить, однако в том для него и не было необходимости. Острое лезвие не пронзило грудь юноши, а об нее сломалось, как ломается игла, которой безумный портной пытается проткнуть монолит скальной породы.
Хитрец-кровосос попал в незавидное положение. Он почти сидел на продольном шпагате, не мог быстро отпрянуть назад, а над его изуродованной головой уже навис кулак не на шутку разозленного Марка. Ничто не могло спасти вампира от заслуженного наказания, но все же Нечто его спасло. Зависшее в воздухе багровое свечение вдруг пришло в движение: быстро подлетело к хозяину, окутало его и тут же исчезло, так что кулак юноши вместо вражеского виска ударил лишь пустоту.
– Во-о-о, сволота! – с обидой выкрикнул Марк, почесывая, видимо, все же слегка побаливающую грудь и с сожалением поглядывая на кулак, который остался без дела. Затем раздосадованный юнец обратил свой взор на уже чуть-чуть приподнявшуюся с мостовой Милену: – А ты чо так красиво разлеглась?! Не надейся впустую, рядышком не прилягу! Не до девах мне щас, так что красоты свои подбирай, в платьишко обратно упаковывай, да пошли шустрей тудысь, куда меня тащила!
– Заткнись, огрызок! – тихо прошептала ванг Бенфор, приподнявшись на локтях, а затем, опасаясь садиться на ушибленное вражеским сапогом место, сразу резким толчком рук попытались встать на колени.
Пострадавшая ничуть не меньше седалища голова Милены тут же закружилась, и растрепанная красавица чуть было не упала, но ее вовремя подхватил сзади Марк; подхватил и тут же заботливо поднял на ноги.
– Сама виновата, дуреха! В миру честь береги, а в бою попчик… чтоб, значица, к нему вражий каблук не пристроился! – щедро поделился военной мудростью юный разбойник. – Ладно, настал мой черед тя таскать… говори, куда?!
– Седьмой дом по улице… один уже позади, – прошептала Милена, чувствуя, что теряет сознание, но не в силах сопротивляться внезапно навалившейся на нее слабости.
Говорят, что все великие дела вершатся под покровом ночи, а именно в полночь; говорят, что именно в этот мистический час нежить поднимается из могил, дикие звери выходят из леса и тащат дворовую живность, а высокочтимые обитатели дворцов плетут заговоры и устраивают перевороты. Однако так лишь говорят, притом те, кто никогда в жизни не видел восстающих мертвецов, никогда не ловил за рыжие хвосты лис, а о заговорах знает лишь понаслышке. Если живот распирает с голодухи, то отправишься на охоту и днем, а уж процесс плетения сложной паутины интриг тем более никак не зависит от времени суток, скорее уж от настроения злоумышленников или поджимающей их необходимости. Для кого-то интриги – призвание, для кого-то – спасение от скуки, но для всех они – тяжкий труд, вершимый, как солнечным днем, так и темной ночью.