Справедлива ли такая методика изучения предмета, когда объект изолируется от исследования и от «искажающей» практики, например от моральных критериев? Если данный подход принес успех таким наукам, как физика, то можно ли применять его также в политике и экономике, этическая цель которых не может быть иной, кроме служения человеку?

Хотя в наше время взимание процентов разрешено в большинстве стран, оно не заслуживает одобрения и не становится желательным лишь потому, что закон это позволяет. С точки зрения Морали, которую мы отстаиваем в данной книге, нельзя считать естественным или правильным то, что деньги-обязательства воспроизводят сами себя, постоянно создавая задолженность всего общества, которую к тому же невозможно выплатить по указанным выше причинам.

Взимание процентов не представляло бы собой проблему, если бы они были умеренными и банки выдавали ссуду из собственных средств, а не платежными обязательствами без всякой гарантии. Истинная проблема существующей финансовой системы заключается в том, что у банков есть возможность создания фальшивых, хотя и законных, денег и взимания с них процентов. Это понятно даже без углубления в сложнейшие механизмы финансовой инженерии, которые банки используют для почти беспредельного увеличения своих доходов.

Специалисты подсчитали, что истинные прибыли банков составляют 16 200 %[14]. Это можно продемонстрировать на следующем примере типичной банковской операции:

а) Располагая 100 денежными единицами, принадлежащими третьему лицу, банк открывает кредит на 900 единиц.

б) Данные 900 единиц приносят банку 9 % прибыли, что к концу года даст 81 единицу чистой прибыли.

в) Банкир выплачивает вкладчику около 0,5 % (процент может варьироваться). Это означает, что 100 единиц, стоивших банку 0,5 единиц в год, позволили ему получить за тот же период 81 единицу.

г) Произведя соответствующую математическую операцию (81:0,5), получим 16 200 % прибыли.

Я воздержусь от высказываний по поводу данной пропорции. Однако в качестве информации хочу сказать о банковской системе в одной из латиноамериканских стран, где центральный банк позволяет другим банкам выдавать свой капитал в виде кредитов до двадцати раз. То есть за каждую денежную единицу, внесенную акционерами, банк может выдавать до 20 единиц, что является баснословно выгодным бизнесом, особенно потому, что существующие лишь на бумаге кредитные деньги ничем реально не обеспечены.

Система выдачи кредитов сходна во всех странах. Чтобы кредитная операция перестала быть непропорциональной и противоестественной, необходимо значительно сократить проценты, которые так велики, что средний уровень прибыли в промышленности во всём мире просто смехотворен по сравнению с ними. Изначальное зло системы заключается не только в непомерности взимаемого процента, но и в сложности механизма, позволяющего это делать.

Сущность этого зла впервые сформулировал в 1920 году председатель английского банка сэр Джошуа Стэмп. Он утверждал, что банки были зачаты в несправедливости, рождены в грехе, и пока будет позволено создавать деньги на кредитах, банки будут владеть всей землей, а люди будут их рабами. Несомненно, сэр Джошуа Стэмп прекрасно знал, о чем говорил.

Оценив власть банков, нетрудно сделать вывод о влиянии, которое оказывает на экономику планеты искусственное создание денег. Конечно, деятельность банков регулируется центральным банком страны. Так, коммерческие банки вынуждены выполнять целый ряд обязательств – от поддержания определенного денежного резерва до оплаты некоторых государственных расходов. Тем не менее, все эти обязательства никак не сказываются на невероятно прибыльном банковском бизнесе и не препятствуют инфляционным и дефляционным искажениям в экономике, связанным с созданием и изъятием искусственных денег.

Хотя в классической экономической теории разработаны методы для минимизации этого влияния, существует также другой взгляд, которого придерживаются экономисты различных идеологических течений. Они утверждают, что все экономические циклы создаются искусственно, а экономические кризисы – не более чем кризисы финансовые, рожденные кредитной системой и преследующие однуединственную цель – наживу.

Папа Пий XI[15] в Энциклике Quadragesimo anno о финансовой системе, концентрирующей богатство и власть у всё меньшего числа лиц, указывал:

«Власть этой группы людей стала самой деспотичной в мире, эти абсолютные хозяева денег управляют кредитами, выдавая их по своему усмотрению. …Они распределяют «кровь» экономики, так крепко держа в руках её «душу», что никто не может даже дышать против их воли».

Итак, если финансовая система резко изымает деньги с рынка именно в тот момент, когда они особенно нужны обществу, или, как говорил папа Пий XI, «высасывает кровь», которой питается тело экономики, то происходят сокрушительные кризисы, например, кризис 1929 года. Этот великий экономический кризис, принесший разорение и отчаяние миллионам людей, был представлен как неизбежное последствие проведения в жизнь либеральной доктрины. Утверждалось, что постулат либералов laissez-faire (свобода действий) требовал от рынка такой чистоты, которая никогда не может быть достигнута. Ее недостижимость объяснялась существованием монополий и других факторов, которые постоянно искажают цены, манипулируя ими и выдавая это за свободную игру спроса и предложения.

На самом деле уже тогда концентрация финансов в трестах и холдингах и концентрация торговли в картелях, навязывавших собственные цены рынку, привела к абсолютному преобладанию банковской системы над промышленными предприятиями и корпорациями, и это превосходство впоследствии позволило манипулировать экономической жизнью путем таких искусственных кризисов.

После кризиса 1929 года все государства приняли меры по контролю за финансовой и экономической политикой, а также за государственным бюджетом. В США это была так называемая политика New Deal (Новый курс), введенная Вашингтоном. Ее основные положения совпадали с постулатами английского экономиста Дж. М. Кейнса.

Хотя эти меры и не помогли избежать новых кризисов, но позволили уменьшить их масштабы. Поскольку кризисы продолжают повторяться с определенной периодичностью, затрагивая сегодня одни страны, завтра – другие, то возникает вопрос: не правы ли экономисты, считающие, что инфляции и дефляции имеют исключительно финансовое происхождение?

В 1929 году в Соединенных Штатах Америки ничто не предвещало депрессии. Поля давали урожай, зернохранилища были заполнены, промышленность работала эффективно, уровень безработицы был низким, средства связи с начала века значительно улучшились, на складах было достаточно товаров для обеспечения населения. Всё шло хорошо, всего хватало, за исключением денег.

Экономика была здоровой, но внезапно из обращения были изъяты многие миллиарды долларов, когда брокеров обязали срочно вернуть кредиты. Всё рухнуло. Без денег, являющихся кровью экономики, нельзя было ни покупать, ни инвестировать. Разорилось 145 тысяч предприятий, скоропортящиеся товары гнили на складах, но банки кризис не затронул потому, что они возвращали свои кредиты, накладывая арест на имущество, под гарантию которого те были даны. Когда кредиты опять начали выдаваться и экономика оживилась, это имущество было продано по гораздо более высокой цене.