Мы с Фредди зашли в ресторан Richoux на чай, и я вручил ему подарок.

— Зачем ты это купил? — удивился он.

— Просто так. Небольшой подарок для тебя.

Однажды Фредди пригласили в магазин на Маунт-стрит во время одного из редких визитов самой мадам Лалик. Она была управляющим директором компании и приехала в Лондон, чтобы сделать гравировку своей подписи на нескольких изделиях из дорогущего свинцового хрусталя для привилегированных клиентов.

Фредди взял с собой Мэри и вернулся с тремя красивыми часами. На его часах было выведено «Для Фредди». Вторые часы, тоже именные, он подарил Мэри. Мои часы были без подписи, но с искусно выгравированными ирисами вдоль циферблата. Наши часы заняли почетное место в спальне Фредди по обе стороны кровати.

В 1990 году Мэри родила сына Ричарда. Фредди пребывал в радостном волнении. Мы неоднократно навещали маму и малыша в Больнице королевы Шарлотты в Челси[66], а после их выписки частенько заглядывали в квартиру Мэри, чтобы узнать, как у них дела.

Каждый из нас подарил Ричарду что-то особенное. Фредди приехал с кипой дизайнерской детской одежды, купленной во время наших поездок в Швейцарию, а еще привез вагон и маленькую тележку мягких игрушек. Я смастерил традиционную деревянную колыбельку с трафаретными изображениями карусельных лошадок и веселых клоунов. В придачу к колыбели Фиби купил несколько комплектов красивого постельного белья. К сожалению, Ричард в этой колыбели не спал, но ей нашли полезное применение — хранили в ней множество плюшевых игрушек.

Когда Ричард появился на свет, Фредди был действительно рад за Мэри. Ему нравилось держать малыша на руках несколько минут, но было ясно, что Фредди не прирожденный отец: детей он любил на расстоянии.

Во время очередной поездки в Монтрё в 1990 году мы с Фредди остановились в отеле «Монтрё-Палас» вместе с Джо и Барбарой Валентин. Именно в этой поездке он написал песню Delilah («Далила»), посвященную его любимой кошке.

На закате дня мы вчетвером возвращались из студии, магазины были все еще открыты. Теперь Фредди охотился за красивым бельем и скатертями. В витрине одного магазина мы увидели такой шутовской наряд, что не удержались от смеха: пижама в стиле Микки-Мауса из сорочки и шортиков и в придачу колпак с кисточкой, как у Крошки Вилли-Винки[67]. Барбара украдкой проскользнула в магазин, чтобы купить его и преподнести потом Фредди в отеле.

Поздним вечером мы с Джо уже мечтали припасть к подушке, чего было не сказать о Фредди и Барбаре: они явно настроились на ночные беседы.

Я встал в семь утра и вошел в гостиную, где Фредди и Барбара по-прежнему бодрствовали, явно считая, что сон — для слабаков. У Фредди был тот еще видок: он облачился в свою новую мультяшную пижамку и колпак.

— Ого, уже утро, — сказал он. — Джим, я сочинил новую песню. О моей Далиле.

Он все же вздремнул несколько часов, но, проснувшись, сразу принялся доводить до ума текст песни, отрабатывая на мне разные варианты. В окончательную версию он включил строчку, за которую я голосовал: «Ты сводишь меня с ума, когда делаешь пи-пи на мой чиппендейловский гарнитур»[68].

Ко дню рождения Джо в 1990 году Фредди дал мне 500 фунтов стерлингов и отправил на рынок Нью-Ковент-Гарден в южной части Лондона за охапками цветов всевозможных сортов и расцветок. Я купил так много, что набил битком свою «Вольво». Когда я вернулся, Фредди уже поджидал меня. Джо как раз не было, и в течение двух часов мы украшали дом цветами. Мы приспособили под них все вазы и кувшины, которые могли найти. Никогда еще дом не был так усыпан цветами, и, когда Джо вернулся, он был сражен наповал. «Сюрприз! — провозгласил Фредди. — С днем рождения!»

Тем же вечером мы все отправились на праздничный ужин с именинником. Но мы с Фредди не стали надолго задерживаться: он сказал, что очень сильно устал.

В том же месяце Джо объявил всем в Гарден Лодж, что у него плохие новости. Он, как и Фредди, был нездоров.

— Ты имеешь в виду, у тебя ВИЧ? — спросил я.

— Нет, — ответил он. — У меня уже СПИД, причем в полном расцвете.

Что тут скажешь? «Мне жаль»? Ничего путного не приходило в голову. Гарден Лодж снова оказался под ударом. Мы переживали, что устроит пресса, если разнюхает про болезнь Джо. Нам уже мерещились разоблачающие заголовки, и мы представляли, что газетчики окрестят наш дом «усадьбой спидозников». Все это заставило нас еще больше сплотиться и хранить оптимизм.

Перед обитателями Гарден Лодж я храбрился, но в глубине души беспокоился о собственном здоровье. Я подозревал, что тоже могу быть ВИЧ-положительным. Чем больше я гнал эти мысли, тем сильнее убеждался в такой возможности. И наконец решил втайне от всех сделать тест на СПИД. Под предлогом встречи с приятелем я ускользнул из Гарден Лодж и отправился в одну из клиник Брайтона. Обследование проходил под вымышленным именем.

Прежде чем взять кровь для анализа, врач подробно меня проконсультировал. Честно и с большим сочувствием озвучил, чего следует ждать при положительном результате. Я сказал, что все понял и готов продолжать.

В ту ночь в Гарден Лодж я не мог сомкнуть глаз. В клинике я сказал, что смогу принять любые, даже самые плохие новости. Но меня терзали сомнения. Так ли это на самом деле?

Через несколько дней я позвонил узнать результат.

— Мне очень жаль, но вы инфицированы, — сообщил доктор.

Правда, у меня пока не было развернутой клинической картины СПИДа.

Я был в смятении. И не смог рассказать об этом Фредди. Ему и без того хватало забот; мои новости могли только еще больше расстроить его. Я урабатывался в саду и мастерской, чтобы выбросить из головы мысли о будущем. Но каждую ночь они снова врывались в мой разум и устраивали там гонки, мешая заснуть.

Однажды мы с Фредди съездили в Сайон-Парк и купили рассаду для сада. Пока Терри грузил растения в машину, нас сфотографировал папарацци из газеты «Сан». Фото опубликовали на следующий же день, снабдив заметкой, что якобы Фредди вышел из Гарден Лодж впервые за два месяца.

Всякий раз, видя по телевизору рекламу кошачьего корма с белоснежным котом Артуром, Фредди повторял, что хотел бы завести белую кошку. Потом он оставил эту идею, понимая, что кошку будет невозможно содержать в чистоте.

Однажды утром я пошел в зоомагазин на Кенсингтон-Хай-стрит и увидел там пять котят из одного помета. Все они были абсолютно белые, не считая пары едва заметных пятнышек. Я с трудом удержался от покупки очередного котенка для Фредди.