Когда я стала старше, мы часто проводили здесь время. Помню, как нам нравилось холодным осенним днём растопить камин, включить старый фильм по телевизору и смотреть его, развалившись на диване. Или играть в шахматы. О! Сколько времени отец убил, обучая меня этой игре! А сколько нервов! Как вспомню, аж пробирает. Мне бы такое терпение.

После шахмат наступила игра в Го. Лёгкие правила, сложнейшие ходы, продумывание стратегии и умение мыслить наперед. Непредсказуемое поведение противника. Мы порой сидели за ней ночами напролет, заигравшись и не замечая как быстро пролетело время.

Заветная доска до сих пор лежит на журнальном столике. Войдя в комнату я тут же её увидела. Интересно, а если папа с Владом сыграет, то кто победит? Хотела бы я посмотреть на эту битву титанов.

— Папуль, ты здесь? — вопрос в пустоту. Очень странно, что он нас не встречает.

— Ариш, думаю, он на кухне, — Влад приобнимает меня и ведёт дальше, вглубь дома.

Ароматы запеченного картофеля достигают рецепторов, рот тут же наполняется слюной. Я снова хочу кушать.

Из столовой доносятся голоса. Работает телевизор. Странно. Я с первых слов понимаю, что это не канал РБК. Обыкновенный фильм. Совершенно не похоже на отца.

— Дети! — мужчина, сидящий за столом улыбается. Мы не виделись не так много времени, но отец очень сильно за него постарел. Это неприятное открытие кольнуло меня прямо в сердце, но облегчение из-за того, что все ужасное осталось позади, смягчили угрызения совести. — Я уже думал, что вы не приедете, — он отодвигает от стола стул и до невыносимости медленно поднимается на ноги.

— Папа! — подлетаю к отцу, попадаю в его объятия, снова чувствую себя маленькой нашкодившей девочкой. — Прости меня, пожалуйста, — прошу со слезами в голосе.

— Все в порядке, родная, — он гладит меня по голове, успокаивает. — Теперь у тебя все будет в порядке, — сдержанная уверенность, стойкость. Интуиция не замолкает, бьёт набатом. Здесь что-то не чисто.

Отстраняюсь. Смотрю на отца. Выглядит крайне плохо.

— Пап, — не скрывая истинные переживания спрашиваю у него. — Что случилось? — приковываю мужчину пристальным взглядом, не даю ему возможности уйти от ответа. Анализирую.

— Ариш, я тебе чуть позже все расскажу, — пытается увильнуть Малахов-старший. Его скупая мужская улыбка и невыносимая печаль в глазах не позволяют согласиться на просьбу.

Присматриваюсь. Медленные, рваные движения, словно нарушены нейронные связи и до пункта назначения доходит лишь часть импульса. Заторможенность действий. Висящая безвольной плетью левая рука.

Перевожу внимание на лицо, не отрываясь изучаю. Я знаю каждую линию, каждую чёрточку, в детстве отцу знатно доставалось, когда я решила, что буду скульптором и стала из вылепливать статую. А статуе нужно лицо. Такое, как у любимого папы! Он, бедный, несколько вечеров подряд сидел без движений на стуле, пока я трогала, щупала, запоминала черты лица, пыталась воспроизвести его из материала для лепки. Успеха не наступило. Я бросила это неблагодарное дело и начала вылепливать глиняные горшки. Но и это счастье длилось недолго.

— Папа, — требовательно прошу. — Что случилось? — продолжаю настаивать на ответе.

— Ариш, — Влад подходит ко мне вплотную, обнимает. — Дай Сергею время собраться с духом, — целует в висок. — Ты, между прочим, тоже новостями не поделилась, — подмигивает папе. Ох, уж эта мужская солидарность! Закатываю глаза.

— Папа, можешь меня поздравить. Я вдова, — произношу на одном дыхании. — А теперь расскажи про себя, — сверлю мужчин недовольным взглядом.

— Упрямица ты моя, — отец смеётся. Он пытается сделать шаг вперёд, но не может совладать с левой ногой. — Влад, помоги старику, — просит своего приемника. Волков в мгновение ока оказывается рядом с отцом, поддерживает его, позволяет опереться на себя.

— Сергей, ну что же вы делаете! — Марина, наша неизменная домработница на протяжении порядка десяти лет прикладывает руки к груди, затем спохватывается и спешит к мужчинам с инвалидной коляской в руках. — Садитесь немедленно! — журит отца, тот шутя отмахивается от женщины, но все же выполняет указание. Доверие и тепло между ними обескураживают.

— Папуль, — сажусь на колени, беру отцовские руки в свои, с мольбой смотрю ему в глаза. — Прошу тебя, скажи что случилось, — хоть и не хочу показывать переживаний, но слез в голосе скрыть не могу.

Отец замирает. Его взгляд, обращенный ко мне, полон любви и нежности. А ещё невыносимой тоски и усталости.

— Родная, — печальный голос уже не режет слух. — Я болен и это не излечимо, — достает правую руку, кладет поверх моей, слегка похлопывает. — Пожалуй это все, что тебе сейчас следует знать, — дарит улыбку, полную грусти и тепла. — Лучше расскажи мне про моего будущего внука, — искусно переводит тему, поднимаюсь на ноги.

— Позволите, — забираю коляску из рук Марины. — Я сама.

— Конечно, — добродушно произносит женщина. Она отступает на шаг назад, а затем и вовсе покидает комнату.

Мы перемещаемся в гостиную, папа предлагает сыграть партию в го. Я, конечно же, соглашаюсь. Прекрасный вечер, проведенный в компании самых дорогих и любимых людей. Это бесценно.

После очередного проигрыша, я смотрю на своего отца и вижу безграничную радость за нас с Владом. Он счастлив, что мы, наконец, вместе. И спокоен. Папа знает, что отныне я в надёжных руках.

— Волков! — смеясь, двигаю ему белые камни. — Твоя очередь продуть! — улыбка не сходит с моего лица. Так хочется посмотреть кто кого! — Я больше не могу проигрывать!

— Так победи, — ухмыляется Влад, но принимает вызов. — Ну что, Сергей, вспомним старые добрые времена? — лукаво интересуется у моего отца.

— Конечно! — отвечает, выкладывая черные камни на доску. Его движения крайне медленны, мужчина собран и сосредоточен. Я вижу каких трудов ему стоит держаться при нас.

Осознание диагноза приходит ко мне словно гром среди яркого неба. Не сдержавшись, охаю, прикрываю ладонью рот. Мужчины подписать на меня удивлённые взгляды.

— Малышка толкнулась, — нагло вру, кладу руку на живот.

— Так вы мне и не сказали, кто у вас будет? — отец переводит строгий взгляд с меня на Влада и обратно.

— Мальчик! — с гордостью произносит мой мужчина.

— Девочка! — с нежностью поглаживаю округлый живот.

Мы с Волковым говорим одновременно, одновременно и замолкаем. Начинаем смеяться.

— Так мальчик или девочка? — папа внимательно смотрит на нас.

— Поехали завтра на УЗИ, — предлагаю с энтузиазмом. — Вот и узнаем!

— Меня туда пустят? — уточняет с робкой надеждой, так не похожей на несгибаемого Малахова.

— Конечно, папа! Тебя туда обязательно пустят!

Небольшой кабинет, светлые стены, кушетка у стены, жалюзи на окнах. Чистота и порядок вокруг. Я лежу.