— Ну вижу, что митинг. Разрешения от мэрии, конечно, нет?

Ответа не последовало.

— Значит, нет разрешения. Непорядок, господа.

Митингующие стояли молча, готовясь к худшему.

— Так вот, друзья — товарищи… надо бы вас в участок сопроводить, но ладно уж, сделаю по случаю праздничка исключение. А вот фамилии ваши, товарищи демонстранты, придётся записать… говорите, как кого зовут.

— Меня Фортуной кличут, — первым отозвался Фортуна.

— Попрошу без кличек, — погрозил пальцем полицейский.

Фортуна вопросительно посмотрел на Аполлона; тот глубоко вздохнул.

— Ладно, братья. Раз уж за правду боремся, так и говорить будем правду, — произнёс он и сам первый представился участковому: —

— Маргарита Потапенко, — процедила Монета.

— Аркадий Неплюев, — скрепя сердце, признался Фортуна.

— Владлен Первомаевич Мирумир, — сказал Георгий, — если не верите — могу предъявить паспорт.

— B вот что я вам, товарищи, скажу, — закончив записывать фамилии, сказал полицейский, — хотите протестовать — устройте лучше пикет. Приходите на площадь, вставайте подальше друг от друга — и стойте в гордом молчании. Мой вам совет, товарищи.

…Господин из министерства стоял перед двумя учёными — кандидатом наук Леонидом Тороватом и его ассистентом — и пытался донести до них суть пожеланий правительства.

— Господа учёные, министерство обороны выделало грант на создание отечественных процессоров… понимаете? Хороших, совершенно оригинальных отечественных процессоров…

…Леонид Тороват вошёл в свой кабинет и со щлобой бросил папку с документами на стол.

— И что нам делать? Как мы вдвоём разработаем процессор, если эти чиновники даже не могут толком объяснить, что им нужно?

— А если… — нерешительно заговорил ассистент, — помните ту работу для ФСБ?..

— Тот таинственный гаджет?

— Ну да. Что если взять его принципиальную схему и…

— Гриша, да ты гений!

…Заседание суда затянулось. Поначалу казалось, что победа в руках у обвинения; но Маламедов, дав Казакевичу выговориться, предъявил неожиданный козырь.

Он напомнил всем собравшимся, что вот уже месяц, как тот треккер, на котором Точило выложил свою книгу, заблокирован решением суда; следовательно, сайта, формально, не существует, российская юрисдикция на него не распространяется и выкладывать там можно всё что угодно.

Казакевич с этим не согласился. Решение о блокировке принято, сообщил он, но доступ к сайту ещё не закрыт, хотя и должен вскоре закрыться; Точило, несомненно, обо всех этих казусах знал, что говорит о его особенно подлом коварстве.

Свидетелей допрашивали несколько раз; Могильцов и Кипарисов подняли тему связей Юрия с подозрительным оппозиционно настроенным типом, то есть с Артуром Саламатиным; однако про захватывающую предысторию этой связи они, дорожа своей репутацией, умолчали.

Артур, Кира и Виктор, в свою очередь, настаивали на невиновности Точилы и обвиняли Укради — Пиво в корысти и предвзятости. Саламатин обвинил было Могильцова в коррупции и провозгласил его, издателя и Кипарисова одной воровской шайкой, но суд поспешил эту тему замять.

Время от времени свидетелям приходилось также давать интервью репортёрам; особенно много их вилось вокруг Артура, а один из молодчиков с «Ливня» и вовсе снимал всё на камеру, не прерываясь; похоже, руководство канала решило сделать из суда над только что нанявшимся к ним скандальным телеведущим шоу для повышения рейтингов и загребания денег.

Вся эта суета, конечно, работу суда только затрудняла; не единожды Рыжкову и Солодкову приходилось вставать со своих мест и призывать к порядку не в меру ретивых журналистов и общественных наблюдателей.

За окном уже темнело, а исход дела был всё так же неясен, как и утром. Правда, все уже порядком утомились; продолжать заседание всю ночь не было желания ни у обвинения, ни, уж тем более, у защиты.

Не было его и у О`Доэрти; потому, потерпев ещё с полчаса, он нервно постучал молотком и сказал:

— Господа! Вижу, сегодня мы вряд ли разберёмся…

— Что же вы предлагаете, ваша честь? — прищурился Казакевич.

— Назначить второе заседание.

— И когда же?

— Так, сейчас разберёмся…

Судья достал планшет и начал пролистывать графики судебных заседаний. Оба адвоката подянлись к нему на судейское место; подошли поближе и Точило с издателем.

— Да вот, через двенадцать дней вроде всё свободно… надо только уведомить всех, кого следует.

После недолгих споров вариант с повторным заседанием через двенадцать дней был принят.

Закончим же эту главу, нужную только для ровного счёта, и перенесёмся на двенадцать дней вперёд.

Снег в Москве в тот январь держался недолго и через две недели весь растаял. В царицынском парке было черно, холодно и пусто; над кронами голых лип и тополей нависали красные готические башни дворца, а здесь, рядом, светились жёлтым широкие, низкие окна церкви.

Юрий Точило стоял, переминаясь с ноги на ногу, и, поёживаясь, кутался в куртку и дышал на ладони. Вот двери церкви открылись; из золотой тёплой внутренности в вечерний мороз вышла Ася.

Она сняла чёрный кружевной платок и надела капюшон; и тут, спускаясь с крыльца, заметила Юрия.

— Бабушка Монета просила встретить, — развёл он руками.

— Всё держит меня за маленькую, — незло улыбнулась Ася, — но разве против неё попрёшь?

— Это верно…

Ася и Юрий пошли по парку к метро; впереди светящейся полосой проглядывала железная дорога, за которой виднелись коробки зданий, а за спиной неслышно качались тёмные деревья.

— Вот и прошли двенадцать дней, — тихо, то ли Асе, то ли самому себе говорил Точило, — завтра второе заседание суда. Надеюсь, последнее…

— Надеешься?

— Да. Мне так надоело всё это… даже если меня не оправдают, я буду рад, что всё закончилось.

— Я верю, что оправдают. Ведь ты, всё — таки, прав. Ты честный и…

— Правда не всегда побеждает, — Юрий и Ася шли уже под мостом, под железной дорогой; впереди и сзади торопились к станции другие запоздалые прохожие, — вернее, она не всегда побеждает по ходу действия. А вот в финале…

— Каком ещё финале?

Они вышли из тоннеля на маленькую грязную площадь; и здесь перед самым входом в вестибюль метро увидели маленькую, шумную, хорошо знакомую кучку людей.

— Бабушка! — Ася подбежала к Монете.