Сеньон, будто не расслышав отказа, спросил:

– Кевен Бланше проходил лечение в вашем заведении?

Каршан поставил локти на стол и соединил кончики пальцев у себя под носом.

– Так значит, речь идет о Кевене? – все так же бесстрастно уточнил он.

– Помните такого?

– Разумеется.

– Он причастен к торговле человеческой кожей. Как минимум три человека были освежеваны заживо. Возможно, Бланше не принимал в этом непосредственного участия, но убийца – кто-то из его хороших знакомых. Из его ближайшего окружения.

Каршан уставился на Сеньона поверх пирамиды из пальцев.

– Послушайте, если вы хотите получить его историю болезни, вам нужна личная встреча не со мной, а со следственным судьей. После этого вы должны позвонить в секретариат и договориться о том, чтобы я вас принял. По своей инициативе я действовать не могу и никаких показаний давать не буду.

– Мы и не требуем от вас показаний, доктор Каршан, – заверила Лудивина. – Нам нужна всего лишь информация о вашем пациенте, которая поможет выиграть время в расследовании. Подумайте о том, что это может спасти кому-то жизнь.

– Значит, это неофициальный разговор, без протокола? Предупреждаю, я не буду свидетельствовать в суде. У меня есть право молчать, гарантированное врачебной тайной.

– Мы просто хотим лучше понять Кевена Бланше.

– Например, его сатанинский бред, – подхватил Сеньон. – Он уже имел место, когда Бланше поступил в ваш отдел?

– Я не буду обсуждать с вами его психическое состояние, это конфиденциальные сведения. Однако могу сообщить, что его перевели сюда, если не ошибаюсь, в начале две тысячи шестого года из больницы Святой Анны[37] на принудительную госпитализацию по решению суда. Мы довольно долго держали его в отделении для пациентов с острой фазой психического расстройства, затем он провел два года в отделении обычного режима. После этого за ним некоторое время наблюдали в общем секторе для готовящихся к выписке, и он показал себя очень хорошо. Заключительный этап лечения состоялся в простом стационаре, по-моему, опять в больнице Святой Анны, и в конце концов было решено его выпустить. Терапия оказалась эффективной, больной проявлял осознанные действия, в состоянии наблюдались улучшения.

– Он проявлял склонность к агрессии? – спросила Лудивина.

– Не больше, чем другие пациенты, которые поступают к нам. Вы находитесь в ОПТД, мы специализируемся на чрезвычайных случаях.

– Бланше – именно такой случай?

– Когда он поступил сюда, его поведение было непредсказуемым, приступы бреда сопровождались вспышками агрессии. Поэтому его и определили в ОПТД.

– По вашему мнению, он способен снять кожу с человека?

– Не могу ответить на этот вопрос.

Лудивина, стараясь скрыть нараставшее раздражение, продолжила:

– Он говорил с вами о близких друзьях, о соучастниках?

– Нет, не припоминаю.

– Бланше когда-нибудь упоминал о Сатане как о реальном человеке, с которым он встречался?

– Нет, но самой этой темой он, конечно, был очень увлечен.

– Значит, «хозяина» он встретил после того, как прошел курс лечения, – сказала Лудивина Сеньону и снова обратилась к Каршану: – Доктор, у него бывали посетители, когда он был здесь?

Каршан наморщил нос, размышляя.

– Послушайте, господа, вы явились сюда без предупреждения и без официального разрешения, отнимаете у меня время… Я не обязан отвечать на ваши вопросы.

Лудивина подалась вперед:

– Но это невероятно важно! Кевен Бланше может быть причастен к нескольким тяжким преступлениям, и если произойдут новые убийства, бессонница нам с вами, доктор, обеспечена, так что…

Каршан вскинул руки перед собой:

– Я прекрасно понимаю ваши аргументы и очень сожалею, но не могу выдать историю болезни без ордера.

– Мы просим только назвать имена его посетителей, – сказал Сеньон.

Лудивина поспешила добавить:

– Ваше имя при этом не будет фигурировать ни в одном протоколе, разговор останется между нами, даю слово.

Каршан еще подумал, провел острым кончиком языка по губам, затем оторвал клейкий листок из блока бумаги для записей и взял перьевую ручку.

– У него была только одна посетительница, – сдался он наконец. – Но приходила часто, я ее хорошо запомнил. Катрин Декенк, мать его дочери. – Врач протянул Лудивине бумажку с написанным именем.

– У Кевена Бланше есть дочь?

– Да. Дальше выкручивайтесь как хотите, я вам ничего не говорил. В любом случае я понятия не имею, где она живет. – Каршан встал из-за стола, чтобы выпроводить жандармов из кабинета.

– Спасибо, доктор, – сказала Лудивина.

Психиатр, стоя у открытой двери, удержал девушку за руку, когда она уже собиралась выйти. Хватка у него была железная. Он наклонился ближе – от бороды пахло трубочным табаком:

– Если найдете девочку, удостоверьтесь, что у нее все в порядке. Я для нее ничего не мог сделать – это не в моей компетенции.

– Конечно…

– Я говорю об этом, – врач постучал пальцем по виску.

– То есть у нее проблемы с психикой? Как у отца? Какие именно?

– Это мне неизвестно, но вы сами все поймете, когда ее увидите. Я бы сказал, ее проблемы налицо.

Каршан стоял спиной к свету, и его собственные глаза казались чернильно-черными. Лудивина несколько секунд впитывала этот странный взгляд, как промокашка чернила. И ее пробрала дрожь.

Лудивина надела солнечные очки, скрывшие пол-лица, и мир вокруг мгновенно погрузился в полумрак – от этого сразу стало легче, светлые кудряшки веселее заплясали по сторонам толстой черно-коричневой оправы.

Майское солнце начинало припекать, в одиночестве нежась на лазурной перине.

– Я позвонила Гильему, – сказала Лудивина напарнику, – он попытается найти адрес Катрин Декенк.

– Я рад, что мы наконец вышли оттуда, – проворчал Сеньон. – И так терпеть не могу лечебницы, но эта – полный отстой. Больница-тюрьма! Ограды, решетки, прутья на окнах, камеры с замками, санитары-качки так и смотрят, как бы кого-нибудь заломать при малейшем поводе… Я там уже задыхаться начал. А еще этот Каршан. Не самый приятный в мире человек.

– Я вообще не доверяю бородатым врачам. Борода свидетельствует о нерешительности.

Сеньон погладил усы и отрастающую бородку:

– Ну спасибо…