Но самое главное – Ларе вернули Богородицу с Младенцем. К счастью, ни продать, ни отреставрировать Шурик ее не успел. Лариске ее икона в прежнем, нереставрированном, виде была куда милее. Таранов сам закрепил стекло, и петли, и крючок. Оказывается, руки у него были куда надо вставлены. Все держалось крепко и надежно. Он почистил и икону. Затем посмотрел на свою работу и сказал Ларисе:

– Лар! Я б не стал ее обновлять – реставрировать...

– А я и не буду! Это ведь не для коллекции экземпляр, это память...

Лара сама открыла киот после тарановского ремонта – ни одна петелька не скрипнула. Серебряная риза после чистки сияла как новенькая. И живопись на доске тоже была какой-то обновленной – глаза у Богородицы и Младенца сияли, как живые. Как будто она была рада возвращению...

В углубление под доской она сложила бабкины записки – письма Боженьке, ветхие листочки, которые спасли в войну ее, Ларисиного, деда, – и икона будто ожила. Будто душу в нее вдохнули.

Сверху Лариса положила свою записку, в которой просила за своих близких и родных ей людей. Просила всего понемногу: счастья всем, здоровья, добра, денег, чтоб войны не было. Ну и любви, конечно. Брату Андрею, племяннику Пашке, Кате и Лешке Куличку, ну и, конечно, себе и Таранову.

Странно как. Ведь давно знала эту бабкину хитрость, а никогда не пользовалась сама, хоть и не везло ей катастрофически в любви. И даже про Шурика не просила. «Вот и хорошо, что не просила. Значит, и не надо было. Значит, время мое тогда еще не пришло. А пришло вот сейчас...»

Вечером дома Лариса удобно устроилась за кухонным столом, подтянув поближе к нему лампу на пружине. Накануне Таранов принес ей с работы одну фотографию неуловимого Германа, и Лариса сама увидела сходство между ним и куклой, которая у нее получилась совершенно случайно.

«Будешь мужиком!» – ласково вынесла Лара вердикт и принялась шить для куклы Германа кожаный пиджак. У нее получился шикарный щеголь в коже, с конским хвостом иссиня-черных волос, с миндалевидными глазами. Кроме костюма, Лара аккуратно склеила ему из кусочков кожи остроносые туфли. Осталось доработать мелкие детали, и Германа можно было выставить в галерее кукол. Там как раз готовили выставку «Лица». Автор Лариса Потапова готова была показать императрицу Екатерину Вторую, папу Карло, Джоконду, клоуна Олега Попова, балерину Уланову и вот этого Германа. Правда, объяснить кому-то, что это за личность, она не могла. Ну что, подписать «Мошенник по имени Герман»? Сразу куча вопросов: что за мошенник, из какого времени, что такого сделал для истории? Да мало ли какие вопросы возникнут! Про папу Карло и Джоконду все знают, ничего объяснять не надо. Более того, и подписывать не надо! Куклы узнаваемы.

– Стоп! А кто меня заставляет подписывать? На моем стенде я вольна сама, по личному своему усмотрению, размещать кукол хоть с подписью, хоть без! Не буду ничего подписывать. Просто типаж оригинальный у мужика. И лицо, что ни говори, просто для куклы создано!

Таранов Германа одобрил, но снова подколол Ларису:

– Если честно, то этого паразита надо бы без штанов выставить! Я понимаю, что не эстетично, зато эротично! И успех тебе был бы обеспечен!

Они посмеялись, вспомнив про фото Германа, на котором он собственной персоной в кожаном пиджаке с бабочкой и без штанов.

– Идея! – заорала вдруг во все горло Лариса и убежала в темную комнату – гардеробную. Она долго гремела там какими-то коробками, двигала ящики, чихала от пыли и, наконец, появилась в кухне, держа в руках белую искусственную розу.

– О-о, это как раз то, чего нашему Герману не хватало! – рассмеялся Таранов. – И теперь ты хоть убей меня, но надо его выставлять без штанов! Кожаный «спинджак», бабочка, роза на длиннющем стебле в зубах. И без штанов! И сразу всем будет видно: мужик не просто так с такими розами – у него одно другому очень соответствует!

– Таранов! Совесть имей! К нам на выставки, между прочим, дети ходят! – Лариса сделала вид, что сердится.

– Ну, если дети, тогда конечно! Тогда пусть в штанах будет. Хотя жалко – такая фишка пропадает!

– Таранов! – Лара хитро, лисой, подлезла Олегу под руку, мешая ему переодеваться.

– Ну? – Таранов вопросительно посмотрел на нее.

– А ты можешь меня с ней познакомить?

– С Тамарой Георгиевной? Могу. А зачем?

– Так. Просто хочу. Я тут который вечер с ее женихом провожу. Наряжаю его, обшиваю, цветы ему дарю! Имею право невесту узнать?! А если серьезно, то хочу понять – КАК?!! Как случилось, что очередная умница, красавица полюбила в который раз записного – вернее, расписного! – козла?! Как?!! Как жизнь сводит лучших женщин с такими паразитами?

– Лара! Ла-а-а-ар! – подергал любимую за рукав Таранов. – Слезь с трибуны, а? Ну, ты прям как в кино! А все ведь просто, Лар! Мы – козлы, а вы – дуры! И это не я сказал! Это и ты сама говорила. А с Селениной познакомлю. Тетка она интересная. А уж как там у нее с этим Германом срослось – пусть она сама тебе и расскажет.

...А Герман и не скрывал, что отбывал наказание. Как раз наоборот, первым делом он поведал Тамаре Георгиевне историю про то, как еще пацаном по глупости залетел на нары, как отсидел весь срок от звонка до звонка и усвоил этот урок на всю оставшуюся жизнь.

Потом забурился с охотниками в дальневосточную тайгу, где хотел отдохнуть душой от прежней жизни, где ценят человека не за кошелек, а за его душевные качества. Ну, в общем, всякие такие красивые слова Герман был мастак говорить. И Тамара Георгиевна просто боготворила его и благодарила судьбу, что та послала ей этого ангела во плоти.

Два месяца Герман без устали ухаживал за подругой, которая была старше его на целых 14 лет. Но она рядом с ним о своем возрасте и не вспоминала, а он ей признался, что «соплюшек» не признает и отдает предпочтение зрелым женщинам.

О своей работе Герман говорил туманным не нашим словом – «бизнес».

– Какой? – любопытствовала Тамара.

– Солнце мое! Какая разница – какой?! Твоя задача – грамотно распоряжаться тем, что я зарабатываю. Ты же хочешь этого, правда?

– Правда, – соглашалась Тамара.

– Ну вот, и тут наши желания совпадают. А мне, радость моя, если б ты знала, как мне надоело мотаться по свету, как хочется, чтобы был дом, семья, чтоб в нем если уж не дети наши, то чтоб хотя бы внуки шуршали...

Тамара Георгиевна едва не рыдала от этих признаний и сама уже грезила о тихом счастье с железнозубым Германом.

А он все чаще и чаще стал заговаривать с Тамарой Георгиевной о женитьбе. Да не о такой современной, имя которой «сожительство», а о настоящей, со свадьбой и белым лимузином.

Она и рада бы была жить вместе, но немного стеснялась – дети хоть и уважали этот странный выбор мамы, но сомневались в том, что у Германа все это серьезно. И это понятно: они-то на него смотрели совсем не влюбленными взорами. Поэтому ключи от своей норки Тамара Георгиевна возлюбленному тайком дала, а вот жить одной семьей приглашать не спешила.