«А если?» – кровожадно подсказал внутренний голос.

Яростно кивнув, Ольга Павловна вытряхнула из наволочки подушку, затолкала на ее место все библиотечные книги, закрутила ткань вокруг этой немаленькой по весу стопки и получила увесистый узелок наподобие молота на гибкой ручке.

Таким узелком младой Михайла Ломоносов на пути в стольный град запросто мог бы отбиваться от лихих разбойничков.

«Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!» – где-то в тему припомнил внутренний Олин голос.

– Знания – сила! – решительно возвестила она.

Кряк! – хрустнул дверной замок.

– У-ти, моя птичка! – Ольга Павловна замахнулась и встретила влетевшее в комнату чудище ударом в корпус.

– Твою мать! – взревело чудище.

Ду-дух! грохнула о стену дверь.

Бух! грянул об пол сиротский узелок с могучими знаниями.

– Мья-уа! – взвыл вездесущий невезучий кот.

– Стой, стрелять буду! – в отчаянии выкрикнула Ольга Павловна.

– Еще и стрелять?! – возмутилось чудище и зарифмовало со сказанным популярное русское народное слово, нелестно характеризующее особу женского пола.

Оля глубоко оскорбилось, но тут чудище хлопнуло лапой по стене – и в свете воссиявшей люстры превратилось в красавца.

«По пятибалльной шкале – на три с минусом!» – отступая, машинально оценила Оля.

Это был Громов – помятый, расхристанный, краснолицый и откровенно пьяный. Он потирал рукой ушибленную грудь, кривил рот и щурил глаза, как будто сомневаясь в том, что видит.

Оля ножкой сдвинула в сторону высыпавшиеся из наволочки книжки – это сошло за книксен – и сделала невинное лицо.

– Добрый вечер, Андрей Павлович! Ошиблись дверью?

– Вовсе нет! – Громов широко шагнул вперед и грубо намотал на кулак воротник ее халата: – Кто ты такая, а?! Что за аферу ты задумала?! Да я сотру тебя в порошок!

– Ага, в гипсовый! – Оля с вызовом подняла повыше травмированную руку.

В ипостаси пьяного чудища Громов был ужасен, но она его не боялась – наверное, потому, что не чувствовала за собой никакой вины.

– Твою мать, – повторил Громов и отпустил ее. – Сядьте! Я пришел поговорить, и вам придется рассказать мне все. Все! Вам понятно?

– Все так все, – присев на кровать и расправив полы халата, согласилась Ольга Павловна. – С какого момента начинать? С сотворения мира?

Громов снова выругался.

Ольга Павловна внутренне усмехнулась.

Спокойствие, только спокойствие! Хладнокровная невозмутимость Снежной королевы – это то, что надо, чтобы урезонить распоясавшегося хулигана.

Во всяком случае, с шестиклашками это всегда срабатывает.

– Чего вы хотите? Что вам нужно? Денег? Вы же взяли деньги! Зачем вы ее убили?

– Стоп, стоп! – Оля вскинула руку – не ту, что в гипсе.

Ту, что в гипсе, она выставила перед собой на манер барьера.

Сохранить спокойствие ей не удалось.

– О чем это вы говорите? Какие деньги? Кого убили?! – ввиду серьезности всех этих сумбурных обвинений Громова Ольга Павловна заметно встревожилась.

– Мою сестру.

Громов отвернулся, с силой провел рукой по лицу и бешено пнул мягкий пуфик.

– Вашу сестру?! Какую сестру?!

– Родную! Марину!

Оля нервно сглотнула:

– Андрей Павлович, я не понимаю, о чем вы говорите! Я не знакома с вашей сестрой!

– Врете, – прошипел Громов и неловко, как будто это у него были травмированы руки, полез в карман своего безобразно измятого пиджака.

Попал в него с третьей попытки, вытащил помятую бумажку, швырнул ее Оле в лицо:

– Что, и это вам не знакомо?

Оля наклонилась и подобрала спорхнувшую на пол бумажку.

Половинку тетрадного листа в клеточку.

С примитивным изображением креста на могиле и размашистой подписью Жанны Марковны.

«Красная метка»!

– Откуда это у вас?!

– Из сумочки моей сестры.

– Я ничего не понимаю, – беспомощно повторила Оля.

Громов сверлил ее взглядом.

Некоторое время они так и смотрели друг на друга – он с ненавистью, она с недоумением, потом Громов шумно выдохнул, сел на пол, привалился спиной к стене и крепко зажмурился. Оле показалось, что он сдерживает слезы.

– Этой ночью мою сестру Марину нашли на улице мертвой. Ее убили, ударили в спину шилом, – не открывая глаз, сказал Громов. – При себе у нее была очень крупная сумма денег, я точно знаю, я сам ей их дал, вчера она приезжала за ними ко мне в офис. Деньги из сумочки исчезли. Зато появилась эта бумажка. – Он открыл глаза и уставился на Олю: – Та самая «красная метка», которая прежде была у вас!

– Не совсем так. – Ольга Павловна сосредоточилась, стараясь говорить просто, понятно и убедительно. – Мы нашли ее, я и Ксюша. Но ни ей, ни мне не захотелось оставить зловещую «красную метку» у себя, и бумажку забрала Люсинда… Вы позволите, я сделаю один звонок?

– Вы не в полиции, – Громов пожал плечами. – Пока что!

– Спасибо, – она предпочла проигнорировать этот язвительный выпад.

Люсинда еще не спала.

– Как здорово, что ты позвонила, я как раз хотела рассказать тебе такое, такое! – заторопилась она.

– Секундочку, – попросила Ольга Павловна и демонстративно придавила на аппарате кнопочку, включающую громкую связь.

Теперь азартное тарахтение Люсинды слышал и Громов.

– Люся, все рассказы потом, ладно? – попросила Оля. – У меня к тебе очень важный вопрос. Скажи, та бумажка, «красная метка» Жанны Марковны, она еще у тебя?

– Так я об этом и хотела тебе рассказать! Нет, не у меня! Одна девчонка утащила ее и – представь! – стала жертвой проклятья!

Громов заворочался, но Ольга Павловна пришпилила его к стене пронзительным взглядом и покачала головой:

– Какая девчонка, как стащила? Объясни толком, все по порядку, только, пожалуйста, без этих твоих фантазий! Только факты!

– Ну, как именно она это сделала, я не знаю, не видела, – вынужденная придерживаться фактов, Люсинда заговорила медленнее: подрезанные крылья фантазии не позволяли ей поддерживать привычную скорость повествования. – Если по порядку, то дело было так. На кладбище я встретила знакомую, и за поминальным столом мы с ней сидели рядом. Старики толкали печальные речи, все было так грустно, и, чтобы отвлечься, я рассказала Мари про «красную метку».

– Мари? – повторила Оля, вопросительно взглянув на Громова. – А как ее фамилия?