– Хотя, – тут Илон заколебался, но искушение выдать кому-нибудь этот секрет, высказать его наконец, было слишком велико, – в этом году транслировали сердцебиение, записанное в прошлом.

Не дожидаясь вопроса «Почему?», он добавил:

– Потому что нынешнее было настолько слабым и неритмичным, что не годилось для трансляции.

Филиппа подлила ему еще вина. Илону оно нравилось, он уже много лет такого не пил.

– Я вижу это вблизи на протяжении уже двадцати четырех лет и повторяю, что в этом нет ничего радостного, – продолжал Илон, расслабившись, – и что жизнь возвращается неохотно, со скрипом. Каждый год я боюсь: вдруг на этот раз не удастся, вдруг наступит конец, и тем не менее двадцать четыре раза я видел, что это происходит на самом деле. Вы тоже испытываете странное чувство оцепенения, у вас тоже мурашки бегут по коже? Я думаю, у всех так… Всех людей на свете охватывает сомнение: а вдруг на этот раз не получится? Ведь это чудо, а чудо имеет право быть капризным и может не повториться. Но все удается. Хотя, в сущности, до сих пор никто не знает, как это происходит.

После вина, к которому он не привык, Илон почувствовал прилив безотчетной сентиментальности, и глаза его наполнились слезами. Смутившись горячей волны чувств, он вздохнул. Оперся о стол и хотел было встать, чтобы пойти спать, но Филиппа неожиданно накрыла ладонью его руку и шепнула:

– Посидите с нами.

Илон вдруг понял, что что-то не так. Почувствовал, что эти две женщины чего-то от него хотят и что вот-вот наступит момент, когда он узнает, в чем дело, хотя не готов к этому. Ему захотелось уйти.

– Я не должен с вами обсуждать такие вещи, это нездоровый интерес. Таков порядок нашего мира, другого не будет.

– Возможен и другой порядок, – тихо отозвалась Филиппа.

Он взял со стол свои очки и встал. Ореста встала перед ним:

– Илон, у нас есть идея – отдать его обратно, туда, откуда он взялся.

Илон не понял, что она говорит.

– У кого это «у нас»?

– Спокойно, – сказала Филиппа. – Спокойно, Илон, мы маленькая организация, группа…

Постепенно до него дошел смысл ее слов. Илон почувствовал, как кровь приливает к лицу, как оно краснеет. Его организм начал готовиться к какой-то воображаемой борьбе, мысли разбежались в стороны, и он не мог их собрать.

– Те, что унаследовали протест? – помолчав, спросил он иронически. Это была единственная реакция, на какую он был способен. Сарказм. Он почувствовал, что его обманули, предали.

– Мы действуем, руководствуясь разумом и сердцем, – сказала Филиппа, пристально глядя ему в глаза.

У Илона перед глазами возникли ядовито-красные обложки брошюрок Оресты.

– Это ты дуришь ей голову! – воскликнул он, схватил Филиппу за плечи и потряс; она не сопротивлялась, словно кукла, маленькая, хрупкая. С грохотом упал стул. – Ты заворожила мою дочь, чтобы добраться до меня, чтобы подговорить ее на преступление.

– Успокойся, Илон. Это не преступление, это обычное сочувствие к другому человеку.

Илон отпустил ее.

– Он не человек, он больше, чем человек. Таков порядок вещей, – сказал Илон, дрожа от возмущения. – Весь мир основан на этом порядке. Он бессмертен, его смерть не окончательна, это факт. Без него воцарился бы хаос. Так уже однажды случилось, никто не хочет, чтобы те времена вернулись. Нужно чем-то жертвовать, чтобы жить спокойно.

Филиппа, стоявшая перед ним, вдруг выпрямилась и сжала кулаки. В этот момент она показалась ему смертельно опасной. О да, это существо просто притворялось тем, кем вовсе не является.

– Ты такой же, как все остальные. Что ты знаешь о мире, о живых людях?! Ты только поддерживаешь в хорошей форме жертву, которую вы храните в теплице, чтобы тебе подобные могли убивать ее во имя вечной традиции. Ты такой же убийца, как они, хотя тебе кажется, что ты его спасаешь.

Илон ударил Филиппу по лицу. Ореста глядела на него широко раскрытыми глазами.

– Иди отсюда, – сказал он Филиппе и повернулся к ней спиной.

Через несколько мгновений хлопнула дверь.

Ореста побежала в свою комнату и начала поспешно собираться. В открытую дверь Илон видел, как она на мгновение замерла посреди комнаты, прижимая к лицу красную футболку Филиппы. Он отступил, смущенный и потрясенный.

Илон подошел к календарю, прилепленному магнитом к проржавевшему холодильнику, и, жуя сухой бутерброд, разглядывал две разноцветные спирали, изображавшие год. Первая начиналась с темной середины зимы, которую знаменовал Великий день, когда Моно возвращался к миру, и с этого момента отдельные дни, нанизанные на нить времени, раскручивались до Серых дней в начале весны, когда он снова обретал здоровье. Потом наступало Явление во время весеннего равноденствия, после которого весной и светом расцветала Сейра, именуемая также Порядком. Это было время равновесия и покоя, аквамариновая пора, когда природа пробуждалась к жизни, а деревья покрывались листьями. Она продолжалась вплоть до радостных дней летнего солнцестояния и времени Гармонии. С солнцестояния начинался новый круг, зеркальное отражение предыдущего, однако он, в отличие от того, постепенно сворачивался и темнел. Начало осени, День серьезности, жеребьевка Достойнейших были вратами мрака, дни коричневели; казалось, время ржавеет и поддается вечному действию коррозии, которая оспаривает единство материи и разделяет ее на элементы, чтобы затем превратить в прах. Переход и Затишье, называемое на древнем языке Галене, – несколько черных дней, стиснутых в середине второго круга календаря, его мрачное ядро, вместилище тьмы.

Была середина зимы. День перед Переходом. Уже много лет не шел снег, было влажно и ветрено, темные тучи мчались низко над крышами домов, и казалось, будто антенны на крышах вспарывают им брюха, из которых вместо снега сыплется ржавчина. Но это было сытое время; внизу, под пораненными тучами шла подготовка, на рынках городов устанавливались потрескивавшие на ветру конструкции с огромными экранами. Люди делали последние покупки, и, несмотря на усилия торговцев, некоторые полки уже опустели. Битком набиты пабы и бары, поскольку в этот период полагалось хотя бы раз напиться. Илон шел мимо словоохотливых, возбужденных от алкоголя мужчин, распивавших пиво за выставленными на улицу барными стойками. Наиболее популярной темой разговоров были Достойнейшие – они уже с сентября готовились к своей роли. В этом году не выпало на какую-нибудь известную личность. В прошлом году в числе Достойнейших оказался знаменитый актер, и кое-кто кривился, что жеребьевка, мол, нечестная. Но ведь машина выбирала по всей планете среди мужчин с безупречной репутацией старше сорока. Почему выбор не мог пасть на известного актера? Теперь избранники судьбы садились на строгую диету и предавались специальной медитации. Их лица мелькали во всех новостных программах и во всех газетах.

Проходя мимо магазина, Илон на мгновение заколебался, не зайти ли. Сегодня нужно было поесть, досыта наесться перед трехдневным постом. Люди ели жирные блюда, много яиц, забивали ягнят и поросят. Съедали все, что лежало в холодильнике, на полках кладовых. Опустошали банки меда. У людей подлинно религиозных холодильники должны были оставаться пустыми на все три дня Галене, так что запасы уносили в подвалы и прятали у менее правоверных соседей.