Субмарины не должны были уходить друг от друга на далекое расстояние. Мы должны были держаться вместе и ничем не выдать себя, уж тем более не вступая в бой с врагом. Если мы вдруг пересекались с английскими или русскими военными кораблями, я, дабы избежать неприятностей, давал команду отклониться от прямого пути и плыть далеко в обход. Подлодки могли всплывать на поверхность только ночью, а вблизи островов, принадлежащих Греции и Англии, снова погружаться на глубину. Все шло гладко, как и планировалось. Мы пересекли границу, ведущую в гавань, как только стемнело, таким образом оказавшись в месте назначения – проливе Дарданеллы. В этих водах нам следовало действовать крайне осторожно, остерегаясь в первую очередь британских и российских военных кораблей, поэтому, перед тем как выйти на поверхность, мы все внимательно следили за ситуацией. В перископ ничего особенного не наблюдалось, и на экране не было видно ничего подозрительного. Мы вышли на поверхность. Светила полная луна, и весь небосвод был усеян ярко сверкающими, словно бриллианты, звездами. Я стоял на капитанском мостике рядом с командиром, и мы оба молчали. Он знал, что, высадив нас, должен будет вернуться обратно, а вот мы могли никогда не возвратиться. Я понимал его мысли и поэтому не нарушал тишины.

Скоро мы подплыли к уже захваченным немцами островам в проливе Дарданеллы и высадились на одном из них, бросив якорь вблизи берега. Наконец-то у нас появилась возможность размять затекшие конечности, побегав по острову. До вечера было далеко, и мы перекусили. Остаток дня мы провели в бездействии, опасаясь того, что можем быть замечены английскими или русскими шпионами или просто турецкие рыбацкие судна увидят нас и доложат о вражеской субмарине, находившейся в этих водах. Единственное, что нам оставалось, – это просто ждать.

С наступлением темноты мы продолжили свой путь, держа курс прямо на Одессу. Двигаясь на полной скорости, мы оказались в восьми милях у берега ранним утром. Мы выбрались из трюмов как можно быстрее. Теперь нам не нужно было ждать следующей ночи. Подводные костюмы мы надели прямо на форму, уложив ботинки в водонепроницаемые сумки, где также находилась взрывчатка, а затем проверили все снаряжение по нескольку раз. Сначала мы поднялись на палубу, а потом оказались в воде. Было два часа утра, когда субмарины отправились в обратный путь, а мы остались сами по себе.

Ночь выдалась настолько пасмурной и темной, что я с трудом мог разглядеть свои собственные пальцы. На море был полный штиль, ни ветерка. Головы ребят казались маленькими черными точками на гладкой поверхности воды. Шестьсот черных точек растянулись в длинную линию. Чем чернее, тем лучше, подумал я.

Мы должны были плыть не погружаясь так долго, насколько это возможно, чтобы сэкономить баллоны с воздухом на случай возникновения проблем вблизи берега. Дополнительные трудности могла создать натянутая колючая проволока или мины, поэтому было решено, что первыми пойдем мы с Вилли и Вульфом. Отряд должен был ждать нашего сигнала и, высадившись, разделиться на две группы, одна из которых должна была спрятать оборудование, а другая – прочесать пляж.

Я дал команду, и мы втроем вышли на берег. Удача снова улыбалась нам. Территория не была заминирована, колючая проволока также отсутствовала, и этот первый участок мы прошли с легкостью – почти так, как я и предполагал. Знаком я дал понять Вилли, что пойду первым. Поэтому он и Вульф спрятались между бетонными столбами, использовавшимися для швартовки баржи. Но я знал, что они наблюдают за мной и фиксируют каждое мое движение.

Три наших подводных аппарата были надежно скрыты под водой, и я, как змея, пополз по берегу. Сердце бешено колотилось в груди, а глаза напряженно смотрели вперед, стараясь уловить любое движение на пляже. Была абсолютная темнота, хоть глаз выколи. Достигнув пляжа, я чувствовал, как дрожит каждый мускул моего тела. Я быстро снял подводный костюм и, достав из сумки портянки, обмотал ноги и скользнул в сапоги, какие носили офицеры русской армии. Затем достал ремень, пистолет, бинокль и несколько бутылок водки и все это переложил в рюкзак. Несмотря на то что я действовал максимально быстро, переодевание заняло у меня около пяти минут, но никто не помешал и даже не попался мне на дороге за это время. И только в двух метрах от себя я увидел Вилли, производившего те же манипуляции.

Подождав, когда все переоденутся, я зарыл глубоко в песок подводные костюмы и сумки и, проверив, осталось ли что-нибудь на земле, достал откупоренную бутылку водки.

– Прополощите рот, а остальное выплюньте, но так, чтобы немного облить форму. Притворимся поддатыми и в таком виде все проверим.

Обняв меня с двух сторон за плечи так, что я оказался посередине, мы двинулись вперед.

– Пошли посмотрим, есть на этом пляже охрана или нет.

Мы находились вне подозрений в таком виде, но я знал, что шесть сотен человек ждут, сидя в воде, и дрожат, но не от холода, а от напряжения. Громко разговаривая, иногда срываясь на пьяные вопли, хохоча и вставляя матерные словечки, мы, кривляясь, медленно волочились по пляжу, стараясь более или менее параллельно держаться линии моря. Немного погодя я сказал ребятам, что надо петь.

– Тогда береговая охрана уж точно услышит нас, если она вообще существует. Так что чем громче мы будем петь, тем лучше.

Мы грянули «Катюшу», и не прошло и тридцати секунд, как грубый голос крикнул по-русски:

– Стой! Кто идет?

Мы остановились, и я прокричал что было сил:

– Пароль: «синее море»!

Это сработало. Если бы кто-то рассказал мне такое, я бы никогда не поверил. Мы продолжили пение. Осторожно ступая, русский караульный подошел к нам. Приблизившись и рассмотрев форму, он произнес быстро:

– Здравствуйте, товарищ старший лейтенант.

– Приветствую солдата, – ответил я.

Он улыбнулся и расслабился.

– Знаете, в какой-то момент я подумал, а вдруг кто из немцев высадился на берег? Но тут же понял, что они никак не могли приплыть без кораблей.

Он замолчал, ожидая нашей реакции: засмеемся мы или нет. Поэтому Вилли хлопнул Вульфа по спине и прокричал:

– Какой ты умный!

И мы все захохотали.

– Да у немцев и кораблей-то нет, – сказал я. – А если что, направим на них свои пушки, только мы их тут и видали. И будем гнать их отсюда до самого Берлина. – Недолго думая я решил перевести разговор на другую тему и спросил: – А что-то не видно еще охраны – их что, подняли по тревоге?

– О, они могут находиться на той стороне берега. Из-за шума моря до них вряд ли докричишься, и это далековато. Так что увидеть отсюда кого-либо практически невозможно.

– А на каком расстоянии расставлены посты?

– Через каждые триста метров.

– А где командный пост? – задал я вопрос, не выражая особого интереса.

Он небрежно махнул рукой в южном направлении: