Облегчение молнией пронеслось сквозь него, и он вскрикнул – такова была сила разряда. Напряжение разрешилось мощным выбросом в разделявшее их пространство. Нет, это не было его слабостью. Виктория заставила его почувствовать себя божеством.

Несколько секунд они лежали вместе, и голова ее покоилась у него на груди. Сквозь щели кабинки было видно небо с плывущими стаями белых облаков и взошедшей луной. И хотя она была невозможно яркой, Грант уснул уже через минуту.

Проснувшись, Грант некоторое время лежал с закрытыми глазами. В теле его разливалась приятная теплота, каждая мышца расслабилась больше, чем когда-либо за все эти годы. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя лучше.

Грант медленно открыл глаза. Лучи утреннего солнца струились в хижину. Как? Неужели это он лежит рядом с Викторией, положившей голову ему на грудь?

Он снова напрягся. Нахлынувшие воспоминания по кусочкам восстановили вчерашние события. Ни с одной женщиной он не испытывал большего удовольствия, чем с ней. Он даже не воображал, что такое вообще возможно. Но для нее он так толком ничего и не сделал.

Грант сдвинул брови. Нет, разумеется, он сделал ей приятное, но вовсе не так, как она того заслуживала. Вместо нежных слов и долгих поцелуев сам отдался ее ласкам. Отвращение медленно прокралось в его душу – отвращение к себе за то, что он навредил Виктории, даже если она этого не сознает. Его поведение достойно сожаления. И все же Грант только и думал о том, как бы вкусить ее снова. Ни о чем другом. Все совершенно закономерно. Теперь он не тот, кем всегда себя считал. Интересно, сможет ли он вновь претендовать на то, что воспитал в себе таким упорным трудом?

После одной ночи с Викторией Грант понял две вещи. Во-первых, он переступил через свои запреты. Во-вторых, не испытывал по этому поводу особого раскаяния. Виктория, судя по всему, могла сказать то же.

Проснувшись, она счастливо вздохнула и посмотрела на него, но он даже не пошевелился. Тогда она села и обернула полотенце вокруг бедер. С розовыми щеками и спутанными волосами она выглядела еще очаровательнее, чем накануне, – вчерашняя основательная разминка явно пошла ей на пользу. Подняв руки над головой, она потянулась, подобно греющейся на солнце кошке, и вместе с этим движением приподнялась и ее маленькая грудь.

– Посмотри, Виктория, у тебя остались синяки, – негромко сказал Грант.

Она взглянула на бледные чернильные пятна, портившие ее совершенную грудь, и пожала плечами, затем с довольной улыбкой посмотрела на него, на его тело – все тело целиком.

– Видишь, я тебе навредил. – Грант по-прежнему продолжал рассматривать ее. – Тут следы от моих пальцев. – Он притронулся к ее груди с осторожностью врача, обследующего раненого, и она издала что-то наподобие мурлыканья.

Могло ли быть что-то еще хуже, чем то, что он сделал, – он дал ласкать себя, чтобы под конец облегчиться на пол, а ей доставил удовольствие ртом. Таких вещей Грант никогда не позволял себе даже с куртизанками.

Когда Виктория потянула за угол одеяло, накрывавшее колени Гранта, его мужская плоть снова отвердела. Помоги ему небо! Виктория тут же наклонилась вперед, и он повернулся ей навстречу, понимая, что бесполезно бороться с тем, чего он жаждал так сильно. Как бы ни был велик его стыд, он собирался повторить это безумие с самого начала...

Услышав голоса детей, плещущихся в воде поблизости, они мгновенно замерли. Виктория с расширившимися глазами вскочила на ноги и стала поспешно одеваться. Грант последовал ее примеру. Потом он привел в порядок их маленькое убежище и туго скатал испачканное одеяло. Хотя было уже достаточно светло, им все же удалось покинуть хижину незамеченными. Никто также не видел, как Грант выбросил одеяло в контейнер для мусора.

Во время отлива вода спала, поэтому они легко прошли к ближайшей бухте.

– Грант, посмотри! – вдруг закричала Виктория, указывая на их лошадь и радостно хлопая в ладоши.

По берегу шел незнакомый человек, держа лошадь под уздцы и разыскивая ее хозяина. При виде этой картины Грант представил, как он сам, с поводьями в руке, подводит лошадь к прибитому к берегу бревну, а Виктория, возбужденная, выбегает на пляж и наклоняется к бревну, чтобы снять свои туфли. Потом она поворачивается к Гранту и с лукавой улыбкой манит его, широко раскинув руки. Он роняет поводья и следует за ней, как жеребец за кобылой...

Грант тут же отругал себя за глупость. На обратном пути он не слушал Викторию, радостно щебетавшую до самого отеля, и старался не реагировать на запах ее волос, когда ветром их относило ему на плечо. Хорошо хоть, что он сидел впереди нее и ему не нужно было смотреть на блудницу.

Лишь когда они спешились перед отелем, Грант увидел ее лицо – оно пылало, а губы ее выглядели очень соблазнительно.

Мужчины, слонявшиеся у подъезда, тут же уставились на Викторию с почти осязаемым голодом, но она в ее блаженном состоянии ничего не замечала. Лишь когда один из мужчин смачно присвистнул, она повернулась и смущенно улыбнулась.

Грант оглядел нахалов ледяным взглядом, недвусмысленно говорившим, что он убьет каждого, кто подойдет хоть на шаг ближе.

– Послушай, приятель, – сказал один из мужчин. – Тебе нет нужды знать, как выглядит наша кровь.

А другой тут же добавил:

– Я бы сказал, парень не знает, как с нами поделиться. Может, нам его научить?

– Я не делюсь тем, что принадлежит мне. – В голосе Гранта прозвучало с трудом сдерживаемое бешенство.

Мужчины попятились, словно только тут разглядели, с кем имеют дело.

Естественно, Грант не мог представить Викторию в руках другого человека. От одной мысли об этом в нем вскипала кровь... Куда девалась его пресловутая бесстрастность? Теперь он воспринимал все чрезвычайно обостренно. Виктория доставила ему удовольствия больше, чем можно было мечтать, и он утратил контроль над собой. Если выдержка откажет ему и сейчас, что тогда? Все, чего он достиг таким тяжелым трудом, будет погублено.

Грант чувствовал себя в точности тем, кого презирал все эти годы, – мужчиной, не справляющимся со своими слабостями. А Виктория была его слабостью, к которой он все больше привыкал. Сейчас он это понимал, как никогда. Взрослый мужчина не может так изводиться, проведя с женщиной какие-то несколько часов. Он не должен исходить желчью или страдать от колик при мысли, что она не с ним, а с другим.

Но все эти рассуждения не меняли дела. Грант ее скомпрометировал – не полностью, но... О Боже, этого тоже достаточно. Теперь он должен на ней жениться. Он знал, что Виктория – внучка графа, леди. Нужно было проявить больше сдержанности. Без сомнения, ничего этого не произошло бы, если бы он не распускал руки.

Он поддался зову плоти. Этот зов едва не погубил одного его брата – и убил другого.

Хотя Грант и выглядел подавленным, Тори не унывала. Она была на седьмом небе, проигрывая в уме все сцены, вспоминая, как Грант ласкал ее тело и целовал ее кожу. Подобных ночей, несомненно, не было ни у кого на свете. А теперь он должен провожать ее прямо до комнаты.