— Лысая ослиная задница!

— Неплохо.

— Дерьмо сопливой, блохастой бешеной обезьяны!

— Да у тебя просто талант! — Тут я нахмурился.— Почему он светится красным?

— Ты видишь его ауру,— пояснила Изабо. — Ее легче заметить, когда находишься в таком, как сейчас, состоянии. А вот этот оттенок красного — особенный, принадлежит только ему. Видишь тех стражников? Их ауры тоже уникальны, но в них красного не много, только по краям.

Да, Изабо была права. Стражники выглядели как покрытые дымкой жесткие многоцветные леденцы.

— Это знак их принадлежности Монмартру.

— Погоди, так, значит, у нас у всех есть такое? — Я только теперь заметил, что аура Изабо и моя собственная имеют одинаковый переменчивый жемчужно-голубоватый цвет и окружают все наши тела, почти соприкасаясь.

— Да.

— Какой цвет у Дрейков?

— Голубовато-серый, как поверхность озера перед штормом. У Люси — очень яркий, розовый, как сахарная вата. У хел-бларов вообще нет цвета, и от этого у меня болит голова.

— Это тоже очень странно, правда?

Стражники отсалютовали и шагнули в стороны, прежде чем Изабо успела ответить. В комнату вошел еще один мужчина, одетый в до нелепости дорогой костюм, сшитый на заказ. Волосы у него были темно-каштановыми, подстриженными визажистом в том нарочито небрежном стиле, которого весьма трудно достичь. Мужчина был не очень высоким, слишком нежным и аристократичным, чтобы казаться опасным. Вот только зловещая сила как будто изливалась изо всех пор его кожи. Я подплыл ближе к Изабо. Меня вдруг охватило желание защитить ее, осторожно плавающую над двумя хищниками, уже не раз пытавшимися ее убить. Я не узнал нового вампира, но моя мама не рожала идиотов.

— Грейхейвн? — шепотом спросил я.

Она кивнула коротко и нервно, как кукла с деревянной шеей. Мне захотелось обнять ее — даже сильнее, чем вернуться в собственное тело. Но ни то ни другое не было возможно прямо сейчас.

Грейхейвн налил в бокал крови и бренди, выпил и заговорил:

— Хел-бларов неплохо отвлекли.

При звуке его голоса Изабо отпрянула, как будто он попытался проткнуть ее колом.

На Монмартра это, похоже, не произвело особого впечатления. Он выглядел по-настоящему утомленным, почти серым от усталости.

— Нам повезло, мы доставили пакет,— сказал он.— Но у нас нет ни времени, ни людей, чтобы предпринимать атаку на ферму Дрейков. Нам нужен элемент неожиданности, и мы его дождемся, но не сейчас. Они вообще не спускают глаз с проклятой девчонки.

Они говорили о Соланж. Я и сам не замечал, что зловеще рычу, пока чуть не подавился этим звуком.

— Но она же будет на коронации,— ровным томом заверил его Грейхейвн. — Ты можешь захватить ее там. Вместе с короной.

— Да, в последний раз это получилось просто отлично,— сухо бросил Монмартр.

— Ты слишком уж тревожишься.

— Во время коронации они будут нас ждать,— сказал Монмартр и встал.— Нам нужно действовать раньше. Я могу забрать девчонку после того, как добуду корону.— Он улыбнулся, и меня пробрало холодом.— Пусть твои воины будут наготове. Мы отправим туда стражников-людей прямо сегодня, до заката, и последуем за ними.

— Но...

Монмартр не видел странного выражения лица Грейхейвна, но мне оно было хорошо заметно. Я совершенно не представлял, что все это может означать, лишь угадывал напряжение, надежду, печаль, гнев, зависть и восхищение. Чересчур много эмоций, слишком быстро они сменили друг друга. Все это скрыл тонкий налет панического страха. Но ведь Грейхейвн явно не принадлежал к импульсивным особам. Ему не понравилось изменение плана.

Однако тот включал в себя убийство моих родных и насильственное замужество сестренки.

Я был вне себя и сказал Изабо:

— Мы должны предупредить их.

Меня вдруг стало раздражать то, что я болтаюсь тут под потолком, как клочок тумана. Я был слишком зол, напряжен и встревожен, чтобы плавать, мне хотелось почувствовать землю под ногами, помчаться через лес к королевским пещерам, ощутить в руке добрый меч, крепко сжать надежный гладкий кол. Прямо сейчас.

Грейхейвн слегка нахмурился и бросил подозрительный взгляд в темные углы комнаты.

— Merde! — Изабо потянулась ко мне раньше, чем я успел приблизиться к ней, ее пальцы впились в мою руку.— Подумай о своем теле,— прошептала она, так близко придвинув губы к моему уху, что мне стало щекотно.

Грейхейвн резко вскинул голову и посмотрел вверх, но мы уже мерцали, таяли, и у меня снова отчаянно закружилась голова. Я понятия не имел, увидел он нас или нет, где сейчас верх, а где низ, будто целые годы кувыркался в воздухе, а потом свалился бесформенной кучей рядом со своим телом. Оно выглядело куда более спокойно и мирно, чем я себя чувствовал.

Изабо будто получила контузию, ее астральное тело казалось мне тяжелым, как камень, аура мигала, как электрическая лампочка, которая вот-вот перегорит.

— Эй! — осторожно окликнул ее я, поднимаясь на ноги.— Изабо!..

Она не моргнула, не посмотрела на меня, не откликнулась на свое имя.

— Изабо!

Она говорила, что нужно трижды произнести ее имя, чтобы вернуть ее в тело. Я не знал, поможет ли это, пока я сам не нахожусь в собственном теле.

— Изабо!..

Ничего. Не помогло.

Она оставалась нереальной и неподвижной, как будто проглотила луну. Я вдруг почувствовал себя уставшим и растерянным.

— Изабо, черт побери!

— Логан...— Она медленно повернула ко мне голову.

— Вот дерьмо! Ты меня напугала,— проворчал я, вдруг почувствовав себя словно пьяным.

С моей аурой что-то было не так. Она поблекла.

— Тебе нужно сейчас же вернуться в тело,— настойчиво сказала Изабо.— Немедленно!

— Хорошая мысль.— Я с трудом улыбнулся.— Изабо!..

— Да.

— Как мне это сделать, ma belle?[20]

Уроки французского в конце концов оказались полезными, и не только потому, что нам нужно было хотя бы отчасти понимать мадам Веронику. Я мог очаровывать Изабо на ее родном языке. Она улыбнулась. Я был уверен, что мне это не показалось. Да, совершенно уверен.

— Просто сядь в него, как будто в кресло.

— Ладно.— Я коснулся ее щеки или попытался это сделать.

Наши ауры соприкоснулись и вспыхнули.

— Ты редко улыбаешься.

— Поухаживай за мной потом, Логан.

Она толкнула меня, и я свалился спиной вперед на собственное тело. Мои руки и ноги дернулись так, как будто меня ударило током. Я вдруг почувствовал себя тяжелым, непонятным, меня что-то кололо... Шарлеман бесцеремонно обнюхал меня, оставил на шее влажный холодный след.