– На что это вам священник? – смеюсь, подставляя шею под его жадные поцелуи.

– Хотим провести обряд экзорцизма.

– М-м, – стону то ли в знак уяснения, то ли от непередаваемого удовольствия, которое мне доставляют его поцелуи-укусы. – Ты хорошо влияешь на Жеку, но сомневаюсь, что святая водичка ему поможет. Если только подрезать перед этим язык.

– Кровожадная, – хмыкает он, отвлекаясь на очередной звонок, так некстати ворвавшийся в наш уютный мирок. – Привет. Теперь замечательно. Конечно, наш уговор в силе.

Я понимаю, дела, всё такое. Мне даже не сложно тихонько переждать, зря только ввязалась в его игру. Действительно, не время. Но...

Этот хрипловатый тягучий тон, кривая ухмылка, блуждающий взгляд, рука, потянувшаяся к пачке сигарет. Всё натянуто. Фальшиво. Тошно. Такие ощущения возникают, когда становишься случайным свидетелем разговора не для чужих ушей, вследствие чего говорящий неосознанно источает в твой адрес флюиды раздражения.

Выражение "иди, погуляй" читается в каждом его жесте. Нет, я бы с радостью сходила проветрить поплывшую голову, но таким вкрадчивым голосом дела не ведут, потому что если на том конце мужчина, то Драгошу явно пора в "голубую лигу".

Горько усмехнувшись своим мыслям, соскальзываю на пол. Меня предсказуемо никто не удерживает, что вдвойне сгущает налёт недовольства. Кинув горящий взгляд на заинтересованно внемлющего собеседнице мужа, нарочно грубо толкаю его плечом и, получив вместо оправданий мрачную усмешку ничего хорошего мне не предвещающую, вываливаю обратно в раковину вымытую посуду. Как говорят – помирать так с музыкой. Грохот стоит такой, что собственных мыслей не слышно, куда уж с кем-то ворковать. Надеюсь, она там оглохла.

Впрочем, Золотарёва мой финт особо не впечатляет, кинув тяжёлый взгляд на разбившуюся кружку, он просто удаляется в свой кабинет.

Из-за приоткрытой двери его голос доносится тихо, но и обрывки более чем информативны:

– Зара, не дрейфь, самое главное, что ты отпросилась. Я в твоих талантах секунды не сомневался. Нет, у нас нет домашнего телефона, так что Нанэка попадёт на меня. Конечно, подтвержу, что ты с нами... Не проблема. Нужно будет, оглашу ей весь список гостей. Поверь, она не упустит такой шанс показать тебя лучшим... Хорошо, учту. Даже так? Целуешь... А куда? М-м, значит, покажешь, – его тихий смех врастает мне в барабанную перепонку, превращаясь в пульсирующий сгусток кипящей кислоты. – Тогда до встречи, детка. Ты затмишь там всех.

Не знаю, как описать то чувство, что распирает мне грудную клетку. Оно просто есть. Скоблит себе по рёбрам ледяным жалом, окаймляя все эмоции корочкой льда. Запирает их внутри, чтоб они варились там в своём соку и страшно представить, что со мной станется, когда это адово варево растопит барьер.

– Долго думаешь торчать под дверью?

– Когда ты собирался сказать, что мы куда-то идём? – глухо, не своим голосом интересуюсь, заходя в комнату.

– Вот, говорю, – с деланным спокойствием отвечает Драгош. – Завтра вечером мы едем на день рождения к Жеке. Можешь хоть заболеть, мне без разницы, мы там будем и точка. И, опережая твой следующий вопрос, да Зара поедет с нами.

– Я вам там зачем? – звучит даже беззлобно. Мне самой удаётся поверить в своё безразличие. Почти.

– Другие вопросы будут? – отвернувшись от окна, Драгош переводит взгляд на меня. Он выглядит скорее усталым, чем рассерженным. – Нет? Тогда я собираться.

Действительно, глупость сморозила. Кто её без меня отпустит.

– Надеюсь, ты свернёшь себе шею, – шепчу, ступая в сторону, чтобы освободить ему дорогу, но Драгош, останавливается в шаге от меня и, задумчиво проводит сбитыми костяшками по моей скуле. Я слышу, как где-то там меж рёбер опасно трещит лёд.

– Вот что с тобой делать, скажи? Мне иногда кажется, что ты вот-вот сведёшь меня с ума, – с улыбкой укоризненно щёлкает меня по носу, а в глазах война с самим собой, которую он проигрывает. – Я приду к ужину. Сходим, прогуляемся.

– ...И этот гаджо на серьёзных щах заявил, типа я ему лавэ* за честь сеструхи должен! Делец, блин! – трагично так, с надрывом завершает свой рассказ Мадеев, чем вызывает у меня облегчённый выдох.

Осточертели его байки.

Нет, Жека парень неплохой, но слава балабола тянется за ним ещё со школы, и сейчас я всё больше склоняюсь к мысли, что заткнуть поток его трёпа можно разве что кирпичом. Жестоко? Вот уж нет! Вполне резонная мера, учитывая навязчивое чувство, будто он задался целью озвучить рейтинг своих самых бредовых переделок, коих с такой прытью к двадцати годам по самым скромным подсчётам набралось с вагон.

А ещё его стараниями за последние минут сорок я успела до мельчайших деталей изучить мыски своих туфель. Занятия унылей не придумать, зато отлично помогает поддерживать видимость образцовой жены-невидимки, особенно, если не лезть с пресловутыми пятью копейками в мужской разговор. Мужа позорить нельзя – это аксиома. Даже если очень тянет высказаться. Даже если трясёт от возмущения, ведь моё присутствие никого не смущает: парни свободно перескакивают от обсуждения начинки своих машин к обзору оральных талантов местных "кисок". Утешает только одно – Золотарёву хватает такта помалкивать о своих похождениях, подробности которых меня сейчас запросто добьют. Так и стою безмолвным столбом, лелея хрупкую надежду, что Драгош или Влас оторвут, наконец, свои задницы от ступенек набережной, и мы хоть немножечко пройдёмся, а в идеале разойдёмся каждый в свою сторону. Когда я просила мужа о прогулке, она представлялась мне совсем иначе.

Сама виновата, знала что он не опуститься до того чтобы выставить чувства напоказ, – киваю своим мыслям, и тут же зло кошусь в сторону мужа – было бы что выставлять.

– Ну а как ты хотел? Сам говоришь, три дня девку на кукан насаживал. Честь нынче в дефиците, это знают даже гаджо, – лениво тянет Драгош, вынуждая меня вспыхнуть, под ироничным прищуром своих глаз. – Не охота жениться – теперь отстёгивай свои кровные.

Господин положения, чтоб его... Главное устроился на пару ступенек выше места, где нахожусь я и сидит себе вальяжно, слегка ссутулив широкие плечи, пока мне приходится неловко качаться с пятки на носок, чтобы хоть как-то размять затёкшие от долгого стояния ноги.

– Болт им по всей морде, а не откуп! – взвинчено взмахивает руками Жека, прямо как аист крыльями. Власу одним чудом удается вовремя увернуться от стремящейся в лицо сигареты, но Мадеев в пылу возбуждения своей неуклюжести даже не замечает. – Были б лишние лавэ, свою бы дома наяривал. Без лишнего гемора. Но нет же! Угораздило, четвёртым сыном родится, всё добро на свадьбы старшим ушло. Теперь хрен женишься, хромая Дуня и та нос воротит.

– На крайний случай у тебя есть Кайен, – по-моему, вполне резонно замечает Влас.

– Крышей тронулся? – Жека аж подпрыгивает на ступеньках и, запустив пальцы себе в волосы, возмущённо хмурит густые брови, видимо в попытке сформировать суть протеста более чётко, но, не справившись задачей, отчаянно завывает: – Гонять потом на чём, верхом на бабе своей?! Умник, блин. А гаджо этому вломим, будет возникать и дел-то. Я сеструху его даром, что ли в январе свежей клубникой кормил?! Сама захотела красивой жизни.