Французов англичане обнаружили с северной стороны от полуострова, на котором располагался Кент. Стройными рядами они направлялись к устью Темзы.

Щурясь на ветру, Николас стал считать вражеские парусники. Их оказалось ровно столько, сколько указывалось в донесении разведки. Николас почувствовал, как застучало в груди сердце, словно барабан, а ладони увлажнились, когда он проверил, хорошо ли закреплен меч на поясе.

Французы тоже заметили английские корабли. Издалека до Николаса донесся их издевательский смех. Горстка парусников, идущих против ветра, не вызвала у них больших опасений, ведь ими командовал сам Эсташ Монах, да к тому же англичан били в Узком море все кому не лень. Готовясь к бою, они стали убирать паруса, но спокойно, без суеты.

Улюлюканье и язвительные насмешки зазвучали громче, когда Хьюберт де Берг распорядился увести флагманский корабль с линии прямого столкновения с противником. Было видно, как на ближайшем из французских судов скачут матросы и показывают непристойные жесты.

– Ничего, сейчас посмотрим, кто кого, – тихо сказал Николас. Что-то шевельнулось у него в животе, – скорее от нетерпения броситься в бой, а не от тошноты. – Мартин, разворачивай судно.

– Слушаюсь, сэр. – Мартин сложил ладони рупором и принялся выкрикивать приказания.

– Стрелы и известь наготове, господин Сораль? – обратился Николас к командиру воинов, занимавших позиции на возвышениях возле двух надстроек «Пандоры».

Сораль поправил ремешок шлема и указательным пальцем провел под носом. По его щекам струились розовые ручейки пота.

– Да, наготове. Только я не понимаю, почему вы спрашиваете. Ведь мы идем в противоположном направлении.

– Вовсе нет. – Не успел Николас ответить, как «Пандора» дернулась и начала делать поворот через фордевинд, вздымая пенящийся фонтан брызг. Ее парус наполнился ветром, и она вдруг понеслась к французским кораблям, словно взбесившаяся лошадь.

– Видишь, мы поймали их ветер. – Николас злобно ухмыльнулся – Теперь у них нет места для маневра.

Сораль поспешил прочь, на ходу выкрикивая команды. Николас стоял на носу «Пандоры», прикрывая ладонью глаза. Сильный ветер рвал на нем одежду и норовил свалить его с ног, и ему, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за трос.

Впереди корабль под командованием Филиппа д'Альбини поравнялся с первым французским судном и начал атаку. В воздухе засвистел рой стрел, врезающихся в дерево, разрывающих парусину и плоть. Улюлюканье сменили панические крики и душераздирающие вопли. После двух последующих залпов, нанесших еще больший урон, французы подняли паруса и попытались спастись бегством.

Навстречу англичанам, с шипением разрезая носом пенящиеся волны, стремительно понесся огромный неф, над рулем которого на деревянной платформе развевалось знамя с геральдической лилией. С клыков головы дракона на его носу стекали жемчужные капли воды. Приблизившись вплотную к менее мощному, чем он сам, судну Ричарда Фицджона, шедшему перед «Пандорой», французский корабль накренился к нему, и его воины обрушили на англичан град стрел.

– Боже, да он же идет на таран! – Остановившись возле мачты, Николас в ужасе смотрел на разворачивающийся перед ним бой. Французская стрела пронзила плечо одному из английских воинов. Тот сдавленно вскрикнул. – Держать курс! – закричал Николас.

Французский корабль врезался в маленький неф. Затрещало дерево, между двумя судами море вздыбилось белыми языками. С парусника на парусник полетели абордажные крюки, в летней синеве засверкала сталь мечей. Начался рукопашный бой. Ветер разносил победоносные кличи за короля Генриха и за Людовика вперемешку с нечеловеческими воплями. Бежать было некуда. Убивай – или убьют тебя либо утонешь в море.

«Пандора» быстро перерезала путь французскому судну, и люди капитана Сораля принялись обстреливать врага камнями и известью. Глиняные горшки разбивались о пояс наружной обшивки и верхнюю палубу, окутывая французских матросов и воинов едким облаком белой пыли. Ослепленные, задыхающиеся, они не могли ни защищаться, ни бежать. Готовясь к бою, паруса они забрали на гитовы, а тяжелый груз – лошади и разобранная на части огромная камнеметательная машина в проеме открытого трюма – лишал корабль маневренности.

Вскоре французский флагман оказался в окружении четырех английских судов, прицепившихся к нему дреками. Наглотавшиеся извести люди Эсташа были не в силах оборонять свой корабль.

Николас перепрыгнул через туго натянутый трос дрека на французский корабль. Зажатый со всех сторон, неф кренился и плясал на воде. Николас обнажил свой меч, но бросился с ним не в атаку, а стал рубить такелаж, которым крепился большой парус. Мартин Вудкок кинулся к нему на помощь, орудуя абордажным топором. Вдвоем они подкосили все несущие фалы и, отскочив в сторону, обменялись довольными улыбками. С грохотом, напоминающим чудовищный раскат грома, парус рухнул вниз огромным удушающим покрывалом, похоронив под собой все, что находилось на палубе.

После этого бой шел недолго. Французы сдались, флаг с лилией под громкий хохот англичан сорвали с кормы, разодрали и растоптали. Видя, что флагманский корабль захвачен, остальные суда французской флотилии пустились в беспорядочное бегство. Многих из них ликующие англичане взяли в плен.

От известковой пыли у Николаса слезились глаза. Стараясь не тереть их, часто моргая, он уже собрался было вновь перебраться на «Пандору», но еще один чей-то победоносный крик заставил его обернуться. Из трюма вышли капитан Сораль и владелец четвертого английского корабля Стивен Трейб. Они вели коренастого моряка могучего телосложения с загорелой лысой головой, обрамленной сзади у основания черепа белесыми волосами. Лицо его покрывали оспины и шрамы, выпуклые голубые глаза слезились.

– Вот он! – громогласно объявил Стивен Трейб, кривя губы в язвительной усмешке. – Величайший мореход и пират северных морей и величайшее дерьмо на свете. Смотрите внимательно, все смотрите. Перед вами Эсташ Монах собственной персоной. Теперь он не такой страшный, верно?

Стоя между двумя людьми, крепко державшими его под руки, Эсташ передернул плечами и окинул презрительным взглядом столпившихся вокруг англичан.

– Плевать мне на твое мнение, – надменно фыркнул он. – Ибо если я дерьмо, то каждый из вас стоит не больше горшка с мочой прокаженного. Не будь мой корабль перегружен, я бы даже связанный разделался с вами. – Повернув голову, он плюнул в лицо Трейбу. – А ты, Трейб, и сам пират, вонючая рыбешка, питающаяся объедками.

Трейб покраснел до корней волос, потом побледнел. Рывком выдернув Эсташа из тисков Сораля, он повалил пленника на колени и обнажил свой меч.

– Выбирай, – глухо произнес он. – Где тебе отрубить голову – на бревне требюше[14]или на поручне? Ну, чертов изменник?

– Фантазия у тебя просто куриная, как и мозги, – саркастически заметил Эсташ. – А что скажет Хьюберт де Берг, когда узнает, что ты убил меня, отказавшись от выкупа в десять тысяч марок и от обещания присягнуть на верность королю Генриху?