– В лесу из ваших кто-нибудь остался? – резко спросил Николай.

Разбойник застыл от страха и только часто затряс головой.

– Кто?

– Б-б-бабы, – мелко стуча обломками своих больных зубов, ответил тать.

– Передашь им и сам запомни! Если еще какую шайку разбойников на своем пути встречу – с ними будет то же самое, что и с этими, – жестко, рублеными фразами произнес Николай и указал рукой в ту сторону, где на земле лежали десятки безжизненных тел разбойников. – Лучше убирайтесь с тверской земли, пока еще живы, подобру-поздорову! Займитесь чем-то путным, вам же лучше будет!

Николай вскочил на лошадь, развернул ее и поехал к своим дружинникам. Те уже перебрались на две пустые телеги, которые ехали в хвосте каравана. Обозникам же велели скинуть с дороги трупы татей, чтобы не мешали путникам. Хоронить их никто не собирался. В те времена рассуждали очень просто: «Пошел отнимать жизнь другого человека – будь готов к тому, что жизнь отнимут у тебя!» Да и другим будет наука, как разбоем заниматься.

Поблагодарив Николая, купец со своими возничими отправился дальше в Москву. А он сам с дружинниками, отъехав подальше от этого поганого места, расположились на обед. Ратное дело – оно весьма энергоемкое, а потому отсутствием аппетита никто из его дружинников не страдал. Николай сумел из ремесленников создать крепкую, почти профессиональную дружину милиции, и его люди уже нисколько не боялись сойтись с татями врукопашную. Выветрил Николай из их голов страх перед разбойным людом. Засветло вернуться в Тверь не успели, и пришлось дружине заночевать в лесу, но настроение у людей было хорошее. Главное, что им удалось мощным ударом одолеть ворогов, а ночевка в лесу – это естественное дело для путников в средневековой Руси.

По возвращении в Тверь Николай навестил воеводу. Рассказал ему про бой с разбойниками, сколько их положил. Но больше всего воеводу удивило то, что ни один из дружинников Николая не пострадал.

– Да, чуть не забыл, с твоими чудесными сказаниями, про письмо! – воскликнул воевода, отхлебнул из кружки горячего чая из листьев черной смородины и протянул опечатанный свиток.

Николай взял его в руки, взглянул на печать с двуглавым орлом в окружении двенадцати малых гербов-печатей и улыбнулся.

– Оно самое! – улыбнулся в ответ воевода. – Ты же ему начальству в Москву – вот тебе и ответили! Только непонятно, почему именно царь тебе отписал. Читай, не томи мою душу!

Развернув пергамент, Николай углубился в чтение.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросил Дмитрий Сергеевич.

– Хвалит меня царь за успехи в борьбе с разбойным людом. Указывает, что ведает про них от доверенных ему людей и требует, чтобы я немедленно вернулся обратно в Москву!

Воевода перестал улыбаться и задумался.

– Что-то неспокойно мне стало на душе, Николай Иванович! Прямо не знаю, что и сказать тебе – к добру этот приказ али нет.

– Бог не выдаст – свинья не съест, – ответил Николай и попытался улыбнуться, но, глядя на встревоженное лицо воеводы, не стал этого делать.

– Жаль мне с тобой, друже мой, расставаться! Кого же за себя в Твери-то оставишь?

– Вот Мишку и оставлю, если царь не решит иначе, – вздохнул Николай. – Ребят я успел подготовить. Дружину милиции тоже. Дачу свою поднять удалось. Так что вроде как все дела успел сделать!

– Эх, Николай Иванович, давай выпьем за тебя, чтобы наш царь был милостив к тебе!

– А я хочу выпить за тебя, Дмитрий Сергеевич! Достойного мне товарища послал Бог в Твери. Без твоей помощи мне было бы гораздо труднее выполнить поручение царя и свой долг перед Отечеством нашим.

Николай с воеводой просидели до самого утра, а когда он собрался в путь, то провожать его, вместе с Мишкой и Антипом, вышла вся дружина. Они салютовали ему поднятыми над головами секирами. Николай поехал через посады по направлению к московскому тракту, а все люди, которые попадались на его пути, кланялись ему низко, аж до земли. Потому что они все его уже хорошо знали как начальника Разбойной губы, которому удалось в Тверском княжестве остановить преступный разбой, и за это они сильно уважали его – за справедливость и заступничество. Вскоре посадские дома закончились. Тверь осталась позади, а впереди была Москва. Как она его на этот раз примет – Николай не знал.

Добрался Николай до Москвы только к вечеру третьего дня, чему был очень рад. На городских воротах стояла знакомая ему стража, еще по его первому посещению. Они узнали его и с уважением поздоровались. Новости об успехах Николая в Твери уже успели долететь и до них. Ворота дома боярина Остафьева были заперты, и Николай постучал в них рукояткой кнута.

– Кого это на ночь глядя к честным людям несет? – послышался знакомый голос слуги, и тут же залаяли собаки.

– Открывай, Никодим, свои! – зычным голосом крикнул Николай.

– Боярин, ты ли это? – удивленно спросил слуга и стал возиться с замком.

Наконец ворота немного открылись, только чтобы пропустить Николая и коня, и он вошел во двор, ведя его за собой. Коня тут же забрал подоспевший конюх. А с крыльца дома в домашнем халате уже сбегал крестный, широко раскинув руки и радостно крича:

– Антонина Ильинична, Марфуша! Выходите скорее, радость-то какая у нас – крестник мой домой вернулся!

Мужчины крепко обнялись, трижды расцеловались, и Алексей Никифорович обошел вокруг Николая, одобрительно покряхтывая. С крыльца спустилась Антонина Ильинична и, посмотрев на Николая, приложила платок к глазам и разревелась.

– Ты что это, старая! – возмутился Алексей Никифорович. – Живой же вернулся!

Антонина Ильинична согласно кивнула головой и бросилась обнимать и целовать Николая в щеки. Ему было неловко, что совершенно чужие ему люди принимали его, словно своего сына. Похоже, что он даже покраснел от неловкости и опустил голову, а когда поднял ее, то увидел, что на крыльце стоит Марфа. Девушка во все глаза разглядывала его, а ладони от сильного волнения то сжимались в кулачки, то выпрямлялись. Николай приветственно кивнул ей, а щеки Марфы вспыхнули огнем, и она убежала в дом.

– Хватит сырость женскую разводить, давайте в дом! Крестник устал с дороги, а вы тут не телитесь! – понукал Алексей Никифорович свою жену, а сам взял Николая под локоток, как самого дорогого гостя, и повел в дом.

– Думаю, крестничек, что ты после дороги от хорошей баньки не откажешься, а после нее и за столом посидим, отметим твой приезд!

Николай от такого предложения никак не мог отказаться. Хоть и устал сильно за три дня дороги, но столько пыли наглотался, что с удовольствием бы попарился, чтобы потом поесть да в чистую постель – отдыхать. А завтра… но тут Николай вспомнил о письме царя.

– Алексей Никифорович, а ты часом не знаешь, чего меня царь из Твери вызвал?

– Скидывай, Николай, свое исподнее да иди в мыльную! Там ужо все приготовлено, – покосившись на крутившегося рядом банщика, приказал крестный.