Все разбойные нападения на обозы с серебром происходили в окрестностях Секатекаса, и мы были уверены, что бумага останется у гонца, пока он не доберётся до города, именуемого серебряной столицей мира.

За Секатекасом закрепилась слава самого буйного и беспутного места в Новой Испании: там за карточными столами выигрывали и проигрывали целые состояния, а насильственная смерть была самым обычным делом. Казалось бы, для такого человека, как Матео, это сущий рай, но, к моему удивлению, он направлялся туда лишь по необходимости, ничуть не радуясь такой возможности.

— Хоть Секатекас и называют великим городом, в нём отсутствует дух. Барселона, Севилья, Рим, Мехико — вот истинные города, прославленные в веках. А Секатекас, как справедливо заметил дон Хулио, — это бочка с серебряной рыбёшкой: вычерпали всю рыбёшку, бочка больше не нужна, и Секатекасу конец. Кроме того, что это за город, если в нём на одну женщину приходится сотня мужчин и свой любовный пыл мужчине приходится удовлетворять рукой? Город — это обитель любви и чести, а не просто место, куда зачем-то собралась куча народу.

Я понял, что в его представлении само слово «город» неразрывно связано с женщинами, так что без прекрасных дам города не существует. Жить ради любви и чести или умереть, защищая их, — таков девиз романтических рыцарей.

Секатекас был построен в окружённой горами чаше, расположенной выше над уровнем моря, чем долина Мешико. Окрестные холмы поросли чахлым, пожухлым кустарником. Вообще вся эта рудоносная область, где почти не было рек, представляла собой чуть ли не пустыню, плохо пригодную для возделывания маиса и других культур. В центре города располагалась площадь, с церковью и резиденцией алькальда, близ неё — особняки богатых горожан, а окраины занимали barrios — кварталы бедноты, где жили индейцы и мулаты.

Всю дорогу мы держались от посыльного на расстоянии, но сейчас, когда он прибыл на место, где, по нашим предположениям, должен был передать бумагу сообщникам, мы уменьшили дистанцию, чтобы не упустить злоумышленника из виду. Он направился к постоялому двору с трактиром, расположенному рядом с центральной площадью. Мы последовали туда же и как раз в тот момент, когда снимали с лошадей седельные сумы, вдруг услышали громкий грубый смех, до боли режущий слух — и до боли знакомый.

Двое мужчин — наш посыльный и второй, более плотный, дородный, неприятного вида тип в ярко-жёлтом дублете и таких же штанах, — оживлённо беседуя, подошли к таверне и направились внутрь.

Они нас не заметили, да и Матео на всякий случай пригнулся, делая вид, будто осматривает бок своей лошади. Когда он снова выпрямился, мы переглянулись.

— Теперь нам известно, кто получает сведения с монетного двора.

Пресловутый Санчо де Эраузо, чьё настоящее имя было Каталина де Эраузо, монахиня-лейтенант, переодетая мужчиной женщина, заставившая меня некогда выступить в роли расхитителя древней гробницы, теперь занималась тем, что грабила обозы с королевским серебром.

— Мы не можем войти в таверну, она нас тут же узнает, — промямлил я.

Матео пожал плечами.

— С чего бы это? С тех пор как мы виделись, прошли годы. Мы оба отпустили бороды, вполне обычные для этого холодного унылого места, и выглядим как тысячи здешних рудокопов или погонщиков мулов.

Меня, однако, вовсе не тянуло испытывать судьбу: мало радости иметь дело с этой мужеподобной женщиной, обладавшей бычьей силой и злобным темпераментом плюющейся гадюки.

— Не думаю, что нам стоит входить. Давай сообщим о Каталине здешнему алькальду, пусть он её арестует.

— За что? Какие мы предъявим доказательства её вины? Расскажем, что много лет назад эта дамочка пыталась обчистить гробницу? У нас нет никакого подтверждения того, что эта особа причастна к грабежам, нельзя же построить обвинение на том, что Каталина и этот всадник с монетного двора остановились в одном трактире. Да и чтобы покончить с разбойниками, нам необходимо выяснить, где прячется вся шайка.

Вынужденный или войти в трактир, или праздновать труса, я последовал за Матео внутрь. Мы заняли столик в самом тёмном углу. Каталина и её спутник сидели в противоположном конце помещения, за одним столом с курьером. Мы делали вид, будто их не замечаем, хотя я был уверен, что глаза Каталины, пока мы шли к своему столу, пробуравили нас насквозь.

Матео заказал хлеб, мясо, кусок сыра и жбан вина.

Пока мы ели, он уголком глаза наблюдал за интересующей нас парочкой.

— Этот парень передал лист Каталине, а она вручила ему кошель, надо думать с золотом.

— И что мы будем делать?

— Пока ничего. Дождёмся, когда Каталина отбудет, и последуем за ней. Посмотрим, кому она доложит о сделке, и узнаем, где прячется её шайка.

Она вышла минуту спустя вместе со своим спутником, и мы последовали за ними. Злоумышленники направились в конюшню другого постоялого двора, и мы поспешили к нашим лошадям. Они выехали из города по дороге на Пануко, рудничный посёлок, располагавшийся в трёх лигах к северу. В этих краях находились богатейшие рудники Новой Испании, однако целью преступной парочки оказался не рудник, а ещё один постоялый двор, гораздо меньше предыдущего. Лошадей они завели в стойла, а их экипаж остался стоять рядом с конюшней. Далеко не столь богатый и изысканный, как один из виденных мною ранее, он тем не менее имел с ним нечто общее, причём весьма существенное. Герб.

Не вызывало сомнений, я раньше видел этот герб в Мехико. Если помните, я тогда подробно расспросил Изабеллу и выяснил, что право на него имел дом де ла Серда, знатный род, к которому принадлежал Луис. Сын маркиза, внук женщины, питавшей ко мне непонятную, убийственную ненависть, и, если верить слухам, счастливый жених, который в скором времени должен стать супругом моей возлюбленной.

Матео обратил внимание на моё волнение, и я сказал ему, кому принадлежит экипаж.

— Вообще-то Луис может и не иметь отношения к ограблениям, — заметил мой друг.

— А я говорю, он причастен. Он и Рамон де Альва.

— Тебе это ведьма нагадала или ты дошёл до этого исключительно благодаря своему необычайно острому уму?

— Скорее уж благодаря серебру. Как фамилия того служителя монетного двора, который был в сговоре с грабителями?

— Де Сото. Так же как и у зятя де Альвы, но это распространённая фамилия.

— Уверен, мы установим их родство. А семейство Луиса, между прочим, также известно деловыми связями с де Альвой.

— Все дворяне Новой Испании так или иначе имеют дело друг с другом.

Однако я нисколько не сомневался в причастности Луиса к ограблениям. Мне было трудно объяснить это Матео, но я чувствовал в нём то же самое бессердечие, которое являлось отличительной чертой де Альвы. От них обоих просто веяло холодной жестокостью. Да если уж на то пошло, грабить обозы с серебром — гораздо меньший грех, чем фактическое убийство тысяч индейцев, погибших из-за обрушений в туннеле, — а это преступление было на совести де Альвы, поставившего дешёвые и некачественные строительные материалы.