Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джеймс так и стоял перед алтарем. Он и сам удивился, как требовательно прозвучал его голос.
— Имя! — потребовал он. — Назови мое имя.
Мирддин обернулся. Он явно размышлял, готов ли Джеймс услышать правду.
— Я назвал твое имя, — Джеймс говорил так, как никогда еще не говорил с Эмрисом. — Теперь ты должен назвать мое.
Мирддин расправил плечи, окинул его своим золотым взглядом, словно заглянул глубоко в душу и прочел там то, что хотел.
— Назови имя, Мирддин!
— Идем, Артур, — неожиданно мягко и проникновенно сказал бард. — Время бежит, а нам многое предстоит сделать, если мы хотим спасти эту землю.
Артур!
Он произнес имя, и Джеймс громко расхохотался, потому что имя принесло с собой волну воспоминаний и чувство восторга. Он увидел Кэла на огромной лошади; всадник наклонился с седла, его сильная рука покоилось на бедре, браслет из тяжелого золота сверкнул на запястье, когда он потянулся к темноволосой девушке с васильками.
Он увидел Риса. Рис стоял на берегу поросшего тростником озера, сложив на груди руки. Перед ним горел костер, бросавший на лицо молодого человека неверные отсветы. Длинные волосы Риса были заплетены в толстую косу, переброшенную через плечо. Позади него вздымался темный громадный холм, окруженный высокими крепостными стенами; над головой — сумеречное небо, усеянное звездами. Он глубоко задумался, нахмурившись.
— Идем, Артур, — снова позвал Мирддин, и Джеймса опять окатила волна восторга. «Воспоминания могут подождать. У нас и в самом деле много дел».
Они вместе вышли из часовни на узкую улицу. Они шли по древней тропе, а позади медленно таяли крепость, городские постройки, стены… Вот блеснуло солнце на крышах перед тем, как растаяли и они. Сквозь постройки стали проступать окрестные холмы. Рассветные лучи коснулись призрачных сооружений, и вот уже нет их, лишь двое мужчин стоят на покрытой инеем траве в свете прекрасного зимнего утра.
Все исчезло, словно и не было: стены, дома, крытый соломой пиршественный зал и крепкие деревянные ворота — словно канули под зеленым дёрном. Каэр Лиал снова превратился в цепь низких, покрытых травой холмов и канав. Стены рухнули, улицы разбиты и утонули в грязи, прекрасный королевский зал истлел, а красивое знамя стало горстью пыли. Трава наползала, пока не скрыла все, и дом, и амбар, и церковь, и зал; пятна тумана висели там, где некогда ходили воины.
Мудрый Эмрис принял свой прежний облик, снова став стройным седовласым мужчиной с властной осанкой. Исчезли волчья шкура и золотой торк на шее, исчезла темная грива волос, клетчатый кельтский плащ и серебряная брошь, высокие сапоги из тонкой мягкой кожи. Но и теперь сквозь все перемены Джеймс видел слабую, как выцветшая линия на пергаменте, маленькую татуировку в виде спирали на правой щеке Эмриса под глазом. А потом, опечалив Джеймса, исчезла и она.
Они прошли сквозь память о древней крепости и вышли через несуществующие ворота. Невдалеке горел костер. Возле него стоял Рис. Подойдя ближе, Джеймс приятно удивился: Рис не только поддерживал огонь, он еще и завтрак приготовил — жаренные колбаски и овсянка. Рис как раз снял котелок с огня и теперь раскладывал кашу в три большие миски, стоявшие на низком алюминиевом походном столике. В каждую миску он бросил по кусочку масла, плеснул сверху сливки и раздал еду.
Джеймс понял, что очень голоден. Не дав овсянке остыть, он начал глотать, обжигаясь и морщась. Тем временем Риз снял с вертела над костром шипящие колбаски, разложил их по мискам, сопроводив большими кусками хлеба. Джеймсу казалось, что прошли годы с тех пор, как он в последний раз ел горячее. Он подчистил миску и отдал должное хлебу и колбаскам, отламывая руками большие куски. А потом был кофе, черный и горячий, в толстых керамических кружках.
Джеймс первым покончил с завтраком, отставил миску в сторону, и теперь сидел с кружкой кофе, ощущая приятную сытость и огромное чувство спокойного удовлетворения, чувствуя, что впервые за долгое время обрел гармонию в своих с миром отношениях.
Он взглянул на Эмриса, задумчиво жевавшего хлеб, и спросил:
— И давно ты знаешь?
— Всегда знал, — ответил бард, не поднимая глаз.
— Что, в самом деле?
Эмрис кивнул, глядя в костер.
— Ты даже представить не можешь, сколько мне пришлось ждать этого дня.
— Подожди, ты что, хочешь сказать, что не управляешь событиями? Не ты стоишь за всем этим, не устраиваешь, не заставляешь происходить все это?
Бард поднял глаза от огня.
— Думаешь, это так просто? — усмехнулся он. — Иногда мне очень хочется подтолкнуть события…
— Но ты же знал, — настаивал Джеймс, пытаясь понять. — Знал, где меня искать, знал, что нужно делать.
— Знание — штука скользкая, — ответил Эмрис. — Знал ли я, что Артур вернется? Да. Всегда знал. Но я не знал и не мог знать, что это будешь ты. Скажем так, я надеялся, очень надеялся, что это будешь ты. Но еще несколько дней назад я все-таки не был уверен.
— Не понимаю, — помотал головой Джеймс. — Если ты знал обо мне с самого начала, почему не был уверен?
Эмрис помолчал, думая, как объяснить.
— Предположим, — сказал он немного погодя, — ты знаешь, что какой-то чужестранец решил прислать тебе ценный подарок — очень ценный, дороже всего, что ты можешь себе представить. Это тебе известно точно. Но проблема в том, что тебе неизвестно, когда его отправят и сколько времени он будет в пути. Ты даже не знаешь, на что это будет похоже. И что бы ты сделал?
— Ну, не знаю… Пошел бы на рыбалку. Надо же чем-то заняться, пока придет этот самый подарок.
— Не так, — не согласился Эмрис. — Ты же понимаешь, подарок огромной ценности… Ты же должен убедиться, что готов, что все на своих местах, ведь когда он придет, ты же должен сохранить его.
— Ах, вот чем ты занимался! Уточнял и готовился?
— Да, — кивнул бард, — у меня было много работы. Подарок доставят, и все должно быть готово к этому моменту.
— Фотография, которую я нашел, — сказал Джеймс. — Это же старый снимок, герцог был еще жив. Ты был тогда с ними, с охотниками. Проверял, на месте ли я?
— Время от времени приходилось проверять, как ты говоришь. —