Она всхлипнула.

– Ну, блядь, ты как первый раз замужем, честное слово, – Скородед сплюнул и потянулся к портсигару почившего Морозова, – дело житейское, вокруг нас с тобой не цивилизация с ее благами, правами и обязанностями, в конце концов. Можно подумать, окажись мы на вашем месте, то твое командование нас бы пряниками потчевало, вприкуску с чаем да медком.

– Они бы стреляли меньше насмерть, собрали бы раненых потом, вылечили и продали. Лишняя прибыль или рабочая сила для строительства нового мира штука нужная, – протянул Хаунд, – на хрена им было бы всех нас убивать?

– Так и мы всех не собираемся кончать, вы чо! – возмутился сотник. – Чего ты нас за людоедов держишь-то, рожа бородатая?

– Вы, смотрю, обо мне забыли! – Женщина выпрямилась, охнула и вернулась назад, в сжавшееся дрожащее нечто вместо девы-воительницы.

– Не, забывать мы не станем, да и забивать тоже. – Скородед поковырялся в сумках-чувалах у седла, радостно хекнул, доставая круг жареной колбасы в кишке. – Глянь, братишка, чо нашел! Стоило копнуть… А, да, наша прекрасная собеседница… Мы с Псом, мадам, к слову, настоящие кавалеры, судя по всему.

– Почему по всему? – Хаунд взял колбасу и меланхолично откусил кусок.

– Были бы мы невоспитанные жлобы-анархисты, садюги и мародеры, плюнули бы на все эти бинты и оприходовали бы эту красавицу. Она вон какая, сдобная да выпуклая где надо. И это несмотря на хренов тридцать пятый год на дворе, разруху, местами голод и даже людоедство. Вкусная, как свежая плюшка.

– Козлина!

– Спорный вопрос.

– Надо за Морозова выпить. – Хаунд отсалютовал флягой погибшему конному, глотнул. – Ух… молодец он.

– Может, я сплю и мне все снится? – на всякий случай спросила женщина. – Дурь же какая-то… Станция горит, все горит, кровищей залито, порохом провоняло, я в бинтах наполовину и сижу, квашу с теми, кто наших убивает.

– Опять двадцать пять, – явно расстроился Скородед, – и чего? Хватит ныть-то. Ты, вообще, кто?

– Фельдшер. Нина я.

– Очн хршо! – обрадовался Скородед и качнулся так сильно, что Хаунду пришлось его поддерживать. – Фершл нам нужн. Моррррзв помер.

– Чейт с ним? – удивилась фельдшер Нина. – Крепкий ж мужк…

Хаунд прислушался сам к себе. Где-то глубоко внутри вовсю звенели приятные колокольчики и расцветала не иначе как сирень. Скородед вдруг на глазах превратился в настоящего красноармейца, в буденновке с синей звездой и лихими усами, а на голове Нины сам собой вырос кокошник.

– Ну-у-у… эт не бурбон.

– Я пнла… – протянула Нина. – А чта?

– Хрень какая-то, – Хаунд помахал рукой перед глазами, наблюдая, как та размывается, двигаясь медленно-медленно, – на мухоморах, не иначе.

Скородед спал. Самым обычным образом лежал прямо на дохлом жеребце и спал. Фельдшер Нина, посапывая, присоединилась к нему.

Хаунд, рассматривая собственные пальцы левой руки, любовался огоньками, перекатывающимися по ним зеленовато-салатовыми брызгами. На душе снова стало неспокойно, но ему это все казалось неважным.

– Етическая ты сила… – рядом цокнули копыта. – Что с ними?

Атилла, неожиданно оседлавшая не коня, а единорога и нарядившаяся в розовое платье с оборками, тревожно рассматривала своего отрубившегося бойца с новым союзником, пускавшим слюни и идиотски улыбающимся. На тетку, замотанную как мумия, внимания она не обратила.

– Оставь мужиков без присмотра на час, обязательно нажрутся, – сплюнула атаманша, – врача сюда.

Дорога ярости 9

Спарка, явно оборудованная хитрым механическим отсекателем залпов, не дающим разнести в клочья носовой винт автожира, полыхнула выстрелами. Зуб чуть не присел, вполне явно опасаясь за свою жизнь. Калибр там семь шестьдесят два, два пулеметных ствола били слаженно, зацепят, поминай как звали.

Но стрелок-механ-грузчик, к огромной радости Зуба, и не думал исправляться. Пули шли куда угодно вокруг, кроме самой цели. Одна, правда, злобно вжикнув, прошлась почти по макушке. Зуб сплюнул, вскидывая штуцер и прицеливаясь. Попасть нужно точно, иначе потом все начнется сначала: петля, заход, стрельба и все такое. Горючки крылатым падлам явно хватало.

Главное при выстреле что? Главного тут есть очень многое. Дыхание, руки, стойка, оружие, тренировка и все такое. До Войны, говаривал Кулибин, стрельба входила в олимпийские виды спорта. Люди годами учились хорошо стрелять. После Войны хороших стрелков оказалось не особо много. Сейчас, спустя почти четверть века, стрелять приходилось хорошо. Патронов все чаще не хватало.

Это не учебные выстрелы, это сраный бой. Тут работают рефлексы, если было кому их вбить. Зубу повезло, последние полгода в него вбивал науку волосатый огромный хрен по имени Хаунд. Пригодились и наука, и сожженные дорогие патроны, отрабатываемые тучей мелких поручений.

Ему нужно пробить двигатель и, желательно, попасть в бак. Вряд ли те не защищены, но у них нет дико вращающегося винта. Одна пуля его не повредит, а вот винт ее легко отбросит в сторону. Ну…

Две секунды, всего-навсего. Прицелиться, замереть, выдохнуть, выбрать спуск.

Штуцер грохнул, толкая в плечо. Автожир фыркнул, вздрогнул пришпоренной лошадью. Выбросил дым и немного искр, скрежетнул, чихнул, взвыл основным винтом.

Зуб, закрепляя успех, стрелял. Всаживал пулю за пулей – в брюхо, пролетевшее над головой, в хвост, в бок, еще, пытаясь добить. Автожир кашлял, чихал, но справлялся, пусть и покачиваясь как пьяный. И уходил вправо, оттягиваясь в сторону Курумоча и даже пытаясь набрать скорость. Назад, за такой вроде легкой добычей, людей в нем не тянуло.

Он даже вскинул руку им вслед, выставил средний палец и…

– В рот твое коромысло!

Тот самый лед. То самое тонкое и крепко застывшее масло, чуть не выбросившее его с трассы. Откуда оно взялось? Да вон оттуда.

Дебил ты, братец, списал удирающих летунов на свой счет, ага, держи карман шире. Думать надо головой, а не только жрать в нее и биться о приборную доску и логично рассуждать, да быстрее, прикидывая все возможные опасности. Прямо как сейчас.

Лед осенью сам по себе не возьмется. Природа все больше проявляла свою милость к выжившим остаткам людишек, но порой спуску не давала. Даже хуже, если уж честно. Раз неоткуда взяться на трассе гладкой и скользкой блестящей доске от холмов и вниз, так смотри лучше.

Аномалии. Паскудные дрянные остатки Беды, не желавшие уходить порой даже сильнее, чем мутировавшие твари. Возникающие из пустоты, прячущиеся в укромных и не только углах, убивающие дико, страшно, непонятно.

Синее и голубое переливалось в той стороне, куда ему было нужно. Переливалось еще не очень сильно, хотя и имеющегося заряда хватило на сотворенное убойное чудо по дороге. И Зуб уже прекрасно понял главное.