показывался иногда дух портного. Он был одет в длиннейший шлафрок, сшитый из лоскутов, которые этот портной при жизни утаивал от своих заказчиков!

Все мастера, даже мясник, громко захохотали и посмотрели на портного, который постарался скрыть досаду и заметил, что все это вполне возможно, Он тоже пережил нечто подобное в одной гостиннице. Там каждую ночь — между винным погребом и колодцем — бегал трактирщик, тяжело пыхтя под тяжестью большого чана. История эта не выдумана: он сам не раз видал это привидение, и сейчас вспомнил даже название постоялого двора, — оно звучит довольно странно: «У Матери Народа»…

Теперь все насмешники оказались на стороне придворного портного. Трактирщик бросил на него яростный взгляд и вышел из комнаты.

Цеховые мастера, как и всегда, когда речь заходила о сверхъестественном, долго не хотели расходиться. Оказалось, что придворный портной знал несчетное количество жутких историй и мог ответить на все вопросы, касающиеся привидений. Слушая его рассказы, не забывали, понятно, и о вине, и когда почтенные ремесленники поднялись, наконец, со своих мест, многие из них чувствовали себя весьма нетвердо на ногах. Так, например, сильно покачивался новоиспеченный придворный портной, который с благодарностью воспользовался любезностью мясника, предложившего ему опереться на его плечо…

Позади старой городской стены находилась улица, на которой имелось всего несколько домов, окруженных садами и огородами. Сюда-то направился мясник со своим другом, во-первых, потому, что это была ближайшая дорога к дому; во-вторых, обоим приятелям захотелось освежить разгоряченные головы, а в этом месте, не защищенном от гор городской стеной, чувствовалось больше прохлады.

Сквозь разорванные облака мерцал узкий серп месяца, а свежий ветер надувал, словно парус, высокий воротник плаща придворного портного, который всей тяжестью повис на руке своего спутника, все еще рассуждая о природе и существе духов вообще и родоначальниц в особенности.

Вдруг послышались чьи-то шаги, и из боковой улочки показалась какая-то темная фигура. Придворный портной и придворный мясник остановились, как по команде. Портной задрожал, словно вспугнутый заяц, и повлек своего спутника в темный угол. В это время из-за туч выглянула луна и осветила неизвестного. Он был закутан в темное одеяние и подпоясан веревкой. Остроконечный капюшон скрывал его лицо.

— С нами крестная сила! — пробормотал придворный портной. — Это — проклятый монах!

— Тише, — шепнул придворный мясник, несмотря на свою силу дрожавший, как осиновый лист. — Прочти молитву, приятель, иначе — мы погибли.

Монах подошел к стене, постоял минутку, прислушался и вдруг быстро взлез на ограду; там он посидел верхом секунды две и затем тихо соскользнул на противоположную сторону.

Едва он исчез, как придворный мясник, невзирая на свою тучность, помчался с такой быстротой, что придворный портной еле-еле поспевал за ним.

* * *

Со времени несчастья, виновником которого был ворон Яков, в аптеке Золотого Льва наступили тяжелые дни.

Когда старая Ганна узнала, что произошло в ее отсутствие, она попробовала утихомирить разгневанного аптекаря. Но господин Томазиус был тверд, как скала. Тогда Ганна прибегла к последнему средству: она пригрозила, что уйдет из дома; но аптекарь ответил на это: «Уходите, если угодно!» — после чего Ганна осталась.

Со времени своей лесной прогулки магистр сильно изменился характером. Когда ему сказали, что бакалавру отказали от места за то, что он не досмотрел за тинктурой, он рассеянно заметил: «Так… так». Вторую причину увольнения от него скрыли. Он не заметил ничего странного в поведении Эльзы. А молчаливость и расстроенный вид аптекаря он поставил в связь с несчастным случаем в лаборатории. О своей встрече с итальянским графом он еще ни слова не сказал аптекарю, хотя каждый вечер ходил в харчевню «Золотого Гуся» и встречался там с чужеземцем.

Расхаживая по своему «музею», он часто мечтал и строил воздушные замки; при этом ему казалось, что увенчанный лаврами поэт смотрит на него с укоризной, но каждый раз он утешал себя мыслью о том, что когда исполнятся обещания, данные ему графом, он с еще большим рвением возьмется за свою лиру.

Эльза через несколько дней была выпущена из заключения. Господин Томазиус обратился к ней с длинной назидательной речью; он говорил о заблуждениях молодости и обязанности детей во всем слушаться родителей. Эльза горько плакала, слушая родительские увещевания, и аптекарь решил, что она начинает сознавать свою неправоту, и через некоторое время будет опять прежней, веселой Эльзой.

Между тем, за старой Ганной он установил тайную слежку. Ему казалось, что она участвовала в заговоре против него, и он очень боялся, как бы изгнанный Фриц не прибегнул к ее посредничеству в своих амурных делах. По сему случаю, когда старая Ганна выходила из дому, он посылал следить за ней своего ученика, в котором был вполне уверен. Дело в том, что бакалавр не раз делал этому юноше строгие выговоры за всякие упущения в работе. Следовательно, можно было предположить, что ученик не слишком-то расположен к Фрицу Гедериху и тотчас же донесет своему принципалу, если заметит, что старая Ганна вступила в тайные сношения с бакалавром.

Эльза жила эти дни как во сне. Она не обладала счастливым легкомыслием бывшего студента Фрица Гедериха, не питала его надежд и очень мрачно смотрела на будущее. Единственным ее утешением были последние слова Фрица: «Ты будешь моей!» Они все время звучали в ее ушах, и по вечерам, когда она была уже в постели, чей-то сладкий голос нашептывал их до тех пор, пока она не засыпала.

В ту ночь, когда цеховые мастера рассказывали друг другу страшные истории, Эльза, как и обычно, пошла спать, думая о своем возлюбленном. Поздно ночью послышался легкий стук в окно. Когда стук повторился, Эльза встала, закуталась в платок и смело открыла окно.

Ах, Господи! Внизу, в саду, стоял очарованный монах с длинным шестом, которым он, по-видимому, и стучал в окно.

Эльза хотела было отойти от окна, но монах сделал ей знак рукой и крикнул, сдерживая голос:

— Эльза, да ведь это я!

— Ах, это ты, Фриц? Боже мой, что это все значит?

— Тише! — прошептал Фриц. — Я хотел узнать, как ты поживаешь. Поэтому я и переоделся монахом и перелез через стену. Эльза, дорогая Эльза, спустись вниз! Выйди ко мне!

— Нет, нет, — ответила испуганная девушка, — уйди отсюда! Что будет, если тебя увидят?!

Фриц тихо засмеялся.

— Тот, кто меня увидит, конечно, до смерти испугается и не подумает мешать очарованному монаху!

— Нет, Фриц, я не приду. Уходи поскорей из сада, если ты меня любишь!

— Эльза, одно слово! Я изнываю