Она не Синтара. Глубоко во сне она спряталась от своего рычащего голода и замерзшей плоти, уйдя в воспоминания о другом времени и месте. Кто-то из ее алых предков летал над Кельсингрой в то благодатное время, солнечным днем. Ей знакомы были не только свобода полета, но и дружба со Старшими в тот период, когда те жили в симбиозе с драконами. Те времена были благодатными для обеих рас. Она не знала точно, что именно привело к концу того периода. В своих снах она уходила от неприятного настоящего и исследовала прошлое, ища там подсказки, что ей можно сделать, чтобы будущее стало именно таким, каким ему следовало быть.

Внезапный порыв ветра хлестнул по ее морде дождем и рассеял сны-воспоминания. Синтара открыла глаза под ночной грозой. Укрытие, которое соорудила для нее Тимара, было ненадежным – шаткий навес из бревен, крытых ветками. Постелью ей служил толстый слой лапника, не слишком хорошо изолировавший ее тело от земли. С того момента, как Тимара построила этот навес, драконица успела вырасти, и теперь ей приходилось неловко сворачиваться в тесном пространстве. Девице следовало построить помещение попросторнее, с более толстыми стенами, возможно, обмазанными глиной, да и крышу сделать прочнее. Синтара так ей и говорила. А девица раздраженно спросила, сколько времени она желает оставаться без пищи, пока Тимара будет тратить все свое время на то, чтобы соорудить такое укрытие. Воспоминания об этом ответе снова вызвали у Синтары раздражение. Эта девица ничего не может сделать как следует! Драконице приходится дрожать в плохо построенном жилище, ощущая, как у нее живот подводит от голода! В ее жизни нет ничего приятного. Только голод, лишения и обманчивые сны.

Синтара выскользнула из-под низкого навеса, ползя на животе. Казалось, дождь идет без перерыва. Луна и звезды спрятались за тучами, но, широко раскрыв глаза, она легко различала все вокруг. Здесь, на редколесье, где росло мало деревьев и кустов, хранители построили драконам поселок из убежищ. Как будто они – люди, которым всегда нужно лепиться друг к другу! Все укрытия были непрочными и не рассчитывались на долгое использование. Ее собственное было не только не хуже других, но даже лучше большинства из них. Тем не менее оно все равно смутно напоминало конюшни и псарни. Это были укрытия для животных, а не жилища, подобающие Повелителям Трех Стихий.

Конечно, сами хранители устроились немногим лучше. Они поселились в остатках хижин пастухов и фермеров, построенных на этом берегу в давние времена. От некоторых остались только стены, но хранителям удалось сделать их пригодными для жилья. Она слышала их разговоры и мысли. Они считали, что смогли бы устроиться гораздо лучше, если бы им удалось попасть на противоположный берег, где величественная Кельсингра успешно перенесла все разрушительное действие времени и непогоды. Они могли бы отправиться туда на спине у этой дуры Хеби, которая, похоже, считает себя не столько драконом, сколько ломовой лошадью. Но для этого им пришлось бы бросить остальных драконов.

И они этого не сделали.

Синтару возмущала та искорка благодарности, которую это в ней зажгло. Благодарность была чувством незнакомым и неприятным, совершенно не подобающим дракону, особенно в отношении человека. Благодарность подразумевает долг. Но как дракон может оказаться в долгу у человека? С тем же успехом можно быть должником голубя! Или куска мяса.

Синтара прикрыла глаза от хлесткого дождя и стряхнула с себя эти мысли вместе с каплями дождя, которые она отрясла со своих крыльев. Пора. Ветер утих, кругом темно, все остальные спят. Тихо ступая по ковру из мокрых листьев и лесного перегноя, она оставила укрытия позади и двинулась вниз по склону к лугу, выходившему на реку.

Дойдя до луга, она остановилась, озирая окрестности взглядом, открывавшим ее зрению ночь. Никто и ничто не шевелится. Вся сколько-нибудь крупная дичь разбежалась уже много недель назад, когда они только здесь оказались. Существа, которые поначалу смотрели на драконов с недоумением, быстро поняли, что их следует бояться. На лугу она находилась одна. Далеко внизу быстро текла река, ставшая полноводной из-за дождей: даже здесь был слышен ее шум. Она была широкой, темной, холодной и глубокой, с таким сильным течением, которое способно было затянуть вниз даже драконицу, удерживая ее там, пока она не утонет. У нее сохранились древние воспоминания, в которых она оказывалась в этой реке: тогда шок от холодной воды, принимающей ее разогретое на солнце тело, был почти приятным. В этих воспоминаниях она позволяла воде смягчить резкое приземление, разрешала своему телу погрузиться, плотно сложив крылья, пока не почувствовала под когтями песок и гальку. А потом, надежно сжав ноздри, чтобы не пропустить в легкие воду, она преодолевала напор течения и выбиралась на мелководье, а оттуда – на берег, и с каждой ее сверкающей чешуйки стекала вода.

Однако эти воспоминания были очень давними. Сейчас, судя по рассказам хранителей, тут не было песчаного пологого берега – только жадный обрыв в глубину у края города. Если она попытается взлететь и случайно упадет в воду, есть немалая вероятность, что жестокое течение утащит ее, и ей больше не удастся вынырнуть. Она огляделась. Сейчас разговаривали только река, ветер и дождь. Она одна. Никто не увидит ее и не сможет насмехаться над ее неудачей.

Она широко распахнула крылья и встряхнула ими: они захлопали на ветру, словно мокрые полотняные паруса. На секунду замерев, она задумалась над тем, откуда ей это известно, но тут же отмахнулась от этого бесполезного обрывка информации. Не все воспоминания были достойны сохранения – и тем не менее они у нее оставались. Она медленно пошевелила крыльями, растягивая их, проверяя каждый сегмент, заканчивающийся когтем, а потом подняла, чтобы наполнить их ветром. Правое крыло все еще было меньше левого. И слабее. Как может летать дракон, у которого одно крыло работает хуже другого?

Компенсируя. Наращивая мышцы. Притворяясь, будто это – травма, полученная в бою или на охоте, а не изъян, который присутствует с того момента, как она вышла из кокона.

Она раз десять развернула и сложила крылья, а потом, широко раскинув их, постаралась замахать как можно энергичнее, но так, чтобы они не ударялись о землю. Жаль, что здесь нет скалы, с которой можно было бы взлететь – или хотя бы голой вершины холма. Придется удовольствоваться этим луговым откосом с высокой мокрой травой. Она широко распахнула крылья, определила направление ветра – и неуклюже побежала вниз по склону.

Разве так надо учиться летать дракону? Если бы она вылупилась здоровой и целой, ее первый полет состоялся бы именно тогда, пока ее тело было поджарым и легким, а крылья составляли гораздо большую его часть. Вместо этого она топочет, как убежавшая от хозяев корова, а мышцы на ее теле наросли там, где это нужно для хождения, а не для полета. Да и крылья у нее не развились настолько, чтобы выдерживать ее вес. Дождавшись порыва ветра, она подпрыгнула в воздух и сильно забила крыльями. Высоты оказалось недостаточно. Кончик левого крыла запутался в высокой мокрой траве и развернул ее в сторону. Она отчаянно попыталась скорректировать это движение, но врезалась в землю. Приземлилась она на лапы, ошеломленная ударом и неудачей.