Лора ездила теперь на внедорожнике Германа и поначалу жутко комплексовала, чувствуя себя лилипутом внутри Гулливера. Пару раз она даже протаранила поребрик, потому что этот гибрид слона с носорогом ее, малявку, слушаться не желал. Но фамильное упрямство взяло свое, и в маленьких, но крепких руках большое животное присмирело и стало вести себя довольно прилично.

Знай наших!

Продолжая ехать в потоке машин, она включила громкую связь.

– Лора, я должен с вами немедленно встретиться! – возопил Гаврила Чернышевский.

– Что-то случилось?

Она сбавила скорость.

– Да! И уже давно!

Лора насторожилась.

– Я вас не понимаю. О чем вы? Когда давно?

– Не могу сказать по телефону, но и молчать более не в силах! Снимите тяжесть с моей души!

Бог ты мой, я что, исповедник? Лора терпеть не могла пафосных восклицаний и уже решила прервать призывные возгласы коллеги, но вместо этого съехала на обочину и остановилась.

– Гаврила, успокойтесь и скажите толком, что вы от меня хотите?

– Лора!

– Прошу, на полтона тише, у меня в ушах звенит от вашего крика.

Чернышевский шумно выдохнул в трубку, помолчал и, видимо, собравшись с силами, сказал уже спокойнее:

– Мне кое-что известно о Щеглеватых. Вернее, не о нем, а о том, чем он занимался. Я имею в виду криминальные схемы по вывозу из страны ценностей дома Строгановых.

Через минуту, развернувшись через две сплошные, она мчалась в Питер.

Филин отозвался не сразу.

– Ну где же ты, детектив? – злилась Лора, снова и снова набирая номер Олега Петровича.

Наконец он ответил, и Лора с ходу стала умолять бросить все дела и приехать на встречу с Чернышевским. Филин слушал молча. Где-то на заднем фоне слышался чей-то бодрый голос. Доклад докладывают, догадалась Лора.

– Жду через час в кабинете.

Лора вдохновилась. С Филиным будет надежнее. Филин разберется.

Гаврила Николаевич был бледен, но вид имел решительный.

– Еще полтора года назад Щеглеватых дал мне исследовательскую тему и обещал обеспечить не только прорыв с докторской диссертацией, но и… деньги. Правда, я не сразу понял, за что, однако… вдохновился, конечно. По ходу работы я должен был собирать информацию о раритетах, связанных с родом Строгановых, которые находятся в провинциальных музеях, запасниках, частных коллекциях. Но это было не главное. Он буквально заразил меня идеей отыскать утерянные картины, в основном портреты членов строгановского семейства. Их писали часто и многие. Далеко не все осело в крупных музеях, некоторые до сих пор где-то обитают, никем не узнанные и не описанные. Я начал искать и увлекся. Конечно, я не на ощупь шел. Щеглеватых дал мне немало сведений и, так сказать, наводок. Сказал, что отдает свои давние наработки. Мол, ему самому заниматься этой темой недосуг, а информации много, жалко под сукно класть.

Гаврила Николаевич оглядел собеседников, словно хотел убедиться, понимают ли они то, о чем он говорит, и гордо заявил:

– Так я стал частью преступной схемы и соучастником преступления.

Филин оторвал щеки от груди и уставился на чистосердечно признающегося преступника немигающими совиными глазами.

– Вы себе льстите, господин хороший. Преступник из вас никакой. Вы скорее на подставного походите. Знаете, в кино так говорят – меня подставили. Мы обычно это называем – использовали вслепую.

– Возможно. Но это… наверное… я так думаю… подозреваю… не освобождает меня от ответственности.

Филин кивнул и положил щеки на место. Лора поерзала на стуле. Ей не терпелось узнать все.

Из рассказа Чернышевского выходило, что уже довольно давно какие-то люди разыскивают и вывозят из страны раритеты, связанные со знаменитыми «именитыми людьми» – Строгановыми. Личные вещи, предметы, картины – словом, все артефакты, имеющие отношение к графскому роду. И среди этих нехороших людей поневоле оказался Гаврила Чернышевский. Понял он это не сразу. Даже далеко не сразу. Вначале он просто ухватился за предложение шефа и начал рыть. Чрезмерное рвение всегда чревато торопливыми выводами. Так случилось и с Гаврилой. Желая оправдать доверие маститого специалиста, каким был Щеглеватых, он ошибся дважды. Портреты, найденные им, оказались весьма ценным приобретением для отечественного искусства, однако к Строгановым не имели никакого отношения. Но дело не в этом.

Чернышевский остановился и помолчал, не зная, как точнее передать то, о чем он узнал гораздо позже.

– Однажды я услышал разговор. Случайно, поверьте. Вольдемар Михайлович говорил о портрете Павла Строганова кисти Джорджа Доу. Я не хотел подслушивать, честно, просто подумал, что шеф счел меня безнадежным и передает тему кому-то другому. Я занервничал и… стал слушать. Но речь шла не о научном исследовании. Они обсуждали способы вывоза картины из России.

– А они – это кто? Вы видели собеседника? – перебил Филин.

– Нет, конечно. Я слышал его голос, но убежал, когда они стали прощаться.

– А о чем еще они говорили? – встряла Лора.

– О заказчике. О деньгах.

– Имя называли?

– Нет. Ни разу.

Чернышевский, бледный до синевы, казалось, был близок к обмороку. Лора встала и принесла стакан воды. Он посмотрел благодарно. Филин поморщился.

– Вы знаете, – предложил Чернышевский, пытаясь взять себя в руки, – до меня и тогда не сразу дошло, что речь идет о преступлении. Сначала я подумал, что портрет готовят к зарубежной выставке. Вот только…

– Что? – спросили его слушатели хором.

– Тот второй говорил не как наш коллега. Он говорил, как… бандит. Ну, там, фразы типа «базар», «фуфло», «урою».

Услышав последнее слово, Филин насторожился.

– Этот второй, он что, угрожал Щеглеватых?

– Мне показалось… Не знаю. Но говорили они… не как добрые друзья.

– Что еще?

Олег Петрович, настрочив что-то в блокноте, поднял глаза и цепко глянул на Гаврилу.

– Недавно я узнал, что из хранилища Пушкинского музея украли некие манускрипты, вернее, простите, записные книжки графа Алексея Григорьевича Строганова, который в середине девятнадцатого века был тайным советником, чрезвычайным посланником, а потом полномочным министром в Лиссабоне.

– Да ну? – удивился Филин. – И как это связано с Вольдемаром Щеглеватых? Он, что ли, украл и сам вам об этом сказал?

Чернышевский понял, что его словам не доверяют, выпрямился и сложил руки на груди, совсем как его кумир Николай Гаврилович.

– Нет. Но я видел их у него в сейфе.

Филин и Лора, зависнув словно вайфай, с открытыми ртами смотрели на Гаврилу Николаевича.