должны были продержаться пару недель до перемирия по поводу заседания Высокого Совета.

Гавор Коробейник неплохо поработал — в указанных Арканом населенных пунктах его ушлыми коллегами по торговому цеху были собраны запасы провианта и разнообразных припасов — в десять, пятнадцать раз больше, чем было нужно для задуманного Ремом предприятия. Располагались они в местах самых неожиданных, чтобы запутать шпионов дю Массакра, буде такие захотят прознать о планах Буревестника. Расположение складов могло подразумевать вторжение в вотчину барона, рейд вдоль границы с Лабуанским герцогством, или — объединение с войсками Аркана Старого или Змия. Никто ведь так и не знал о противоречиях внутри семьи!

Отряды по двести-триста человек, из которых состоял корволант, выходили из ворот замка с временным промежутком, якобы — каждый со своей целью. Кто-то даже возвращался, чтобы сменить знамена и котты — и ночью снова покидал цитадель. Рем знал точно — за его друзьями и союзниками наверняка следят. Как минимум — маги. История с поцелуем Сибиллы, из-за которого все похождения Микке Ярвинена были для нее как открытая книга, кое-чему научила Аркана. А потому — каждый командир получил только весьма конкретные и лаконичные указания, которые не давали представления о всём плане кампании по захвате Дуал-Кульба.

За совещание на крыше барбакана Рем был спокоен: его волшебники прослушать не могли. Мартелл Хромой освятил замковую часовню по ортодоксальному обычаю, и в сопровождении самых религиозных правоверных дружинников совершил огненный ход по стенам — трижды. Зилот — человек опытный в противостоянии магии и чародейству — уверял, что если в цитадели будут каждую декаду совершаться богослужения, а в часовне — еженощно звучать «Слово Сына Человеческого», большая часть известных чар станет бессильна внутри периметра из стен.

Не верить ему у Аркана причин не было — он на собственной шкуре не раз убеждался в действенности ортодоксальных методов против колдовства, темных сил и чудовищ. И, будь у него такая возможность, кроме Мартелла Хромого, который обещал задержаться в замке еще на месяц-другой, он обзавелся бы еще парой-тройкой настоящих ортодоксальных священников, из тех, что и помолятся, вылечат, и научат и совет дельный дадут… Главная проблема заключалась в том, что клирики-ортодоксы в Аскероне оставались явлением штучным, едва ли на три или пять тысяч верующих приходился один священник, а потому о постоянном духовнике и военном капеллане для своей дружины Рем мог только мечтать. Разве что Мартелл решит уйти из зилотов на покой… Хотя — рядом с Арканом какой покой?

* * *

Корволант объединился в той самой пуще, недалеко от Тарваля, где Аркан разбил свой первый лагерь и выдержал нападение молодого маркиза Викт о ра дю Жоанара. К точке сбора шли ночью, длинным и быстрым «пристрелочным», как обозвал его Рем, переходом. Нужно было притереться к новому способу передвижения, проверить снаряжение, наладить взаимодействие между воинами и командирами, и разными подразделениями. Эдакая генеральная репетиция перед походом.

Под раскидистым буком, на рассвете, Буревестник собрал своих офицеров и выслушал предложения каждого. Говорили о разном. Конская упряжь, обмотки на лошадиные копыта и сапоги солдат, чтобы смягчить звук и не разбудить жителей деревень и хуторов. Раздача сухарей и вяленого мяса для перекуса во время пути, и по штофу вина на десяток, чтобы добавлять в воду — для бодрости и свежести. А еще — чехлы на алебарды и пики, чтоб не сверкали в лунном свете… Мелочей не было, всё обсуждалось и устранялось на месте, если это было возможно. И составлялись списки с заказами для мастеров Домена Буревестника, чтобы потом догнать, и доставить воинам необходимое уже в пути.

Долгая дорога — пусть и верхом, и затянувшееся совещание утомили Аркана. Он пошел к своей палатке, спотыкаясь о ноги лежащих на конских попонах и собственных плащах воинов и пытаясь не потревожить их сон. Ну да, палатку ему поставили соратники — мол, по статусу положено. Палатка была единственной — остальные спали вот так, вповалку — благо, дождя Творец не послал. У палатки с обнаженным мечом в руках бдил дружинник — из тех пиратских невольников, что вытянули из воды во время атаки брандеров на флот гёзов в Гагарочках.

— Франк! — вспомнил его имя Рем.

— Да, маэстру! — хотя бы дружинников он уже отучил величать его «высочеством» и «монсеньором».

— Франк, разбуди меня через три часа. У меня много работы… Если у тебя будет смена — передай мою просьбу. И не слушай Оливьера — он точно захочет дать мне поспать лишний час или два. Никак нельзя, понял?

— Понял, маэстру! — парню явно льстило, что сам Буревестник помнит его и называет по имени.

Положив ножны с мечом у изголовья и стянув ботфорты, Рем рухнул на лежанку и заснул мертвецким сном.

* * *

Женские голоса, лязг железа и топот ног зазвучали его весьма внезапно, ворвавшись в дурной утренний сон. Рем рывком сел на своем жестком ложе, вытирая лицо и одновременно нащупывая эфес меча. Солнце жарило нещадно, нагрев палатку. Его всё-таки не разбудили!

—… из метеоритной стали! Однако, дорогие игрушки дарит Вилле Корхонен молоденьким барышням! Или ты взяла такой дорогой ножик без спросу, как непослушная девочка? — этот голос звучал с издевкой, и был очень, очень хорошо знаком Аркану.

— Давай, ска-ажи еще хоть слово, колдунья, и посмо-отрим, что быстрее — твоя магия или этот ножик, м? — а вот это была определенно Анники Корхонен, и каким образом она очутилась у палатки Рема, и почему теперь цапалась с Сибиллой — выяснить еще предстояло.

А еще — у северянки вдруг проснулся характерный акцент, хотя раньше такого за ней не замечалось. Наверное — от нервов.

— Мать моя магия, как прелестно ты хмуришь бровки! Кстати, могу порекомендовать отличный карандаш для подводки, а то они у тебя немного белесые… Вообще — если бы ты сняла с себя весь этот металлический ужас, надела красивое платье, сделал прическу и воспользовалась косметикой — вот тогда он, может быть, и обратил бы на тебя внимание…

Послышалось что-то вроде рычания, лязгнуло железо и зычный мужской голос произнес:

— Милые дамы, а ну-ка обе — по два шага назад! А ну! Р-р-р-раз-два! Вот так вот! Р-р-руки по швам! По швам я сказал! Докладываем по очереди! Начнем с лейтенанта Корхонен. Анники! Что здесь происходит? — Буревестник выдохнул: за дело взялся Разор, теперь всё будет в порядке.

И когда это Анники получила звание лейтенанта? С другой стороны — северяне вроде как формально теперь относились к вольной кампании Разора, и он как полковник имел право давать офицерские патенты самостоятельно…

— Сменила Франка на дежурстве у командирской палатки, и несла службу как полагается…

— Как полагается? А в корзинке что? Ну-ну… — усмехнулся Разор. — А дальше?

Немного замешкавшись, Корхонен ответила — без всякого акцента, но явно в стеснении:

— И почувствовала, как в воздухе запахло… Как перед грозой! А потом вон там, над под кроной ясеня что-то заискрило и оттуда вывалилась эта… Особа! И шлепнулась на свою волшебную задницу прямо на траву. И сходу заявила, чтоб я убиралась с дороги и пропустила ее к его высочеству!

— Ага! — сказал Разор. — А…

— А я не пустила!

— Ой-ой-ой, можно подумать, — голос Сибиллы стал вредным, как у пятилетней девочки. — Не пропустила она! Я таких как ты на завтрак кушаю!

— Подавишься!

Это уже переходило все допустимые границы, а потому Аркан высунул голову из палатки и хрипло проговорил:

— Франку два наряда вне очереди. Кой черт не разбудил меня вовремя? Анники Корхонен — выговор за то, что подставила Франка, — его взгляд переместился на корзинку, полную снеди: пирожков, сыра, зимних яблок… — И благодарность за корзинку. К волшебнице — приставить караул из непрошибаемых ортодоксов, желательно — старшего возраста, и чтоб дочек у них было побольше, побольше… Есть такие?

— Как не быть? Есть! — ухмыльнулся Разор. — Лука-а-а-а!

Тот самый, старый ополченец-ортодокс, который запомнился Рему еще по первой ночи в этом самом лагере, появился как будто из-под земли:

— Маэстру полковник? Ваше высочество?

— Вот! — ткнул пальцем в Сибиллу Разор. — С этой дамы глаз не спускать. Дама — волшебница, потому — если начнет творить чары — пресекать!

— Уж я-то пресеку, — недобро прищурился Лука, положив руки на широкий кожаный ремень, на котором висел угрожающего вида топорик и внушительный нож.

Какой ортодокс без ножа, верно? Сибилла явно сбледнула с лица: от ее былой бравады не осталось и следа. Похоже,