Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Государь прибыл в Могилев для того, чтобы проститься со своей Ставкой, с которой Его Величество так много трудился, столько положил в великое дело борьбы с нашими упорными и могущественными врагами души, сердца, ума и необычайного напряжения всех своих моральных и физических сил. Только те, кто имел высокую честь видеть ежедневно эту напряженную деятельность в течение полутора лет с августа 1915 года по март 1917 года непосредственного командования Императором Николаем II своей многомиллионной армией, растянувшейся от Балтийского моря через всю Россию до Трапезунда и вглубь Малой Азии, может сказать, какой это был труд и каковы нужны были нравственные силы, дабы переносить эту каждодневную работу, не оставляя при этом громадных общегосударственных забот по всей Империи, где уже широко зрели измена и предательство.
И как совершалась эта работа Русским Царем. Без малейшей аффектации, без всякой рекламы, спокойно и глубоко вдумчиво трудился Государь. Его начальник штаба генерал Алексеев был ценный Его сотрудник, прекрасный офицер генерального штаба. Генерал Алексеев пользовался полным доверием Государя, и они оба дружно работали все время. Государь как Верховный Главнокомандующий давал указания, и начальник штаба, генерал Алексеев, исполнял их с полным вниманием, и результаты, как все знают, за эти полтора года были успешны.
Мне лично не раз говорил сам М. В. Алексеев, что он очень не любит, когда Его Величество покидает Ставку и оставляет его одного.
«С Государем гораздо спокойнее, Его Величество дает указания такие соответствующие боевым и стратегическим задачам, что разрабатываешь эти директивы с полным убеждением в их целесообразности. Государь не волнуется, Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись. А когда уезжает Царь, не с кем и посоветоваться, нельзя же посылать телеграммы о всех явлениях войны за каждый час. Посылаешь только о главнейших событиях. Личный доклад – великое дело».
С первых же дней командования Государем своими армиями проявился в высокой степени рельефный случай объединенной работы Верховного Главнокомандующего и Его начальника штаба. Дело было в первых числах сентября 1915 года. Вести со всех фронтов поступали неутешительные. Наши войска, оставив в командование великим князем Николаем Николаевичем Варшаву, Ковно, Гродно, отходили в глубь России. Начались бои у Вильны и определился прорыв нашего фронта у Молодечно огромной массой германской кавалерии. В Ставке волновались. Ходили слухи, что Могилев не безопасен от налета. Шепотом говорили о необходимости перенести Ставку ближе к Москве – в Калугу… К ночи 2 сентября слухи стали особенно напряженны. 3 сентября в девятом часу утра, еще до обычного доклада генерала Алексеева Его Величеству, я пришел к начальнику штаба, дабы выяснить, для ежедневной записи, события на фронтах.
Генерал Алексеев сидел в своем кабинете за огромным столом, окруженный картами, бумагами. Вид у него был расстроенный и тревожный.
На мой вопрос: «В каком состоянии находятся наши армии за эти дни и справедлива ли тревога, так охватившая Ставку», Михаил Васильевич схватился за голову и голосом полного отчаяния ответил: «Какие у нас армии! Войска наши полегли на полях Галиции и Польши. Все лучшее перебито. У нас в полках теперь остались сотни, а в ротах десятки людей. У нас иногда нет патронов, снарядов… Я не знаю, что мы будем делать, как сдержим напор и где остановимся… Я нахожу, что наше положение никогда не было так плохо. Вот сейчас все это доложу Его Величеству».
Видимо, человек находился в полном ужасе от событий и не владел собой. Я ушел от Алексеева смущенный и с большой тревогой в душе.
В половине первого в тот же день я снова увидел генерала Алексеева на Высочайшем завтраке. Он совершенно переменился, смотрел бодро, говорил оживленно, и пропала та тревога, которую я видел несколько часов назад. Я задал ему вопрос, что вероятно с фронта получены лучшие вести и он стал бодрее смотреть на будущее.
«Нет, известий новых не получено, но после доклада Его Величеству о положении на фронте я получил от Государя определенные указания. Он повелел дать телеграмму по всему фронту, что теперь ни шагу далее. Надо задержаться и укрепиться. А прорыв Вильна – Молодечно приказано ликвидировать войсками генерала Эверта. Я теперь уже привожу в исполнение приказ Государя и, Бог даст, справимся»…
Передо мной стоял другой человек. Вместо нервного, растерявшегося генерала Алексеева находился спокойный, уверенный начальник штаба Верховного, приводящий в исполнение волю Главнокомандующего, Русского Императора. Это классический пример отдачи приказания и его исполнения со всеми благодетельными результатами совместной дружной работы и Главнокомандующего и Его начальника штаба.
Результат подобного распоряжения Государя был, как известно, громаден. Военная история оценит блестящие наши контратаки у Молодечно – Вильны и все последующие события.
Только после этой удачной сентябрьской операции мы получили возможность, не опасаясь дальнейшего наступления вражеских сил, готовиться к новой борьбе. Необъятная Россия стала повсюду формировать и обучать новые войска. На фабриках и заводах работались снаряды, пушки, ружья, пулеметы и всякое военное и морское снаряжение. Все это явилось возможным только тогда, когда получилась твердая уверенность, что дальше в пределы России враг не пойдет, и к весне 1917 года создались могучие армии, готовые к наступлению. Вот первый пример распоряжений Государя как Верховного Главнокомандующего.
Результаты этого мужественного и спокойного указания и за сим полуторагодовой напряженной работы дали бы России величайшие победы, если бы не измена и предательство, погубившие Царя, Его армии и всю нашу родину.
И вот теперь при первых днях весны 1917 года Государь прибыл в Свою Ставку не для начала победоносной операции, а дабы проститься со своим штабом, с военными агентами и представителями союзных держав и выяснить условия своего пребывания как частного человека в России и за границей.
В субботу 4-го марта, после утреннего чая в начале 10-го часа, Государь прошел, своим обычным порядком, в генерал-квартирмейстерскую часть (дом рядом с дворцом) для принятия доклада генерала Алексеева о положении на фронтах.
Об этом последнем докладе Его Величеству мне сообщил генерал Клембовский, присутствовавший на нем, вместе с генералом Лукомским, по службе. Государь, как я сказал, в начале десятого часа пришел в генерал-квартирмейстерскую часть и занял свое обычное место за столом, где ежедневно происходили эти доклады. Спокойно, внимательно слушал Государь Алексеева, который вначале волновался, спешил и только через несколько минут, под влиянием вопросов Его Величества, замечаний и указаний стал докладывать как всегда. Государь припоминал фронт поразительно точно, указывая на части войск, фамилии начальников и характерные особенности того или другого места боевой линии. А ведь она тянулась чуть ли не на три тысячи верст.
«Я не мог оторваться от Царя глаз», – говорил Клембовский, этот сдержанный и холодный человек. «Сколько должно было быть силы воли у Государя, чтобы полтора часа слушать последний раз доклад о великой войне. Ведь Государь, нечего скрывать, относился к боевым операциям не только сознательно, но Он ими руководил и давал определенные указания Михаилу Васильевичу. И все это оборвать, кончить, помимо своей воли, отлично понимая, что от этого наверно дела наши пойдут хуже. Я даже задавал себе вопрос, что это – равнодушие или ясно осознанная необходимость порядком кончить свою роль перед Своим штабом? Только перед тем, как оставить всех нас, Государь как будто заволновался и голосом более тихим, чем всегда, и более сердечным сказал, что ему тяжело расставаться с нами и грустно последний раз быть на докладе, но видно Воля Божия сильнее моей воли. Хочу верить что Россия останется победительницей и все жертвы, понесенные ею, не пропадут… Затем Государь пожал нам всем руки и быстро вышел в сопровождении генерала Алексеева.