Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коленки дрожат. А вдруг это тоже иллюстрийская магия? Вдруг дар, которым наделила меня Луна, гораздо мощнее, чем я думала? Вплетая в гобелены лунную нить, я оживляю свои творения. Может быть, я стала ткать как-то иначе? И тут меня осеняет. Цвет. Прекрасный, яркий, небрежный, запретный цвет. О Небеса! На что еще я способна? Аккуратно опускаю спящую ящерицу на подушку.
– Я скоро вернусь. Только закончу гобелен!
Мой новый зверек не двигается, и я улыбаюсь. Возвращаюсь к работе. Заполняя возникшую пустоту в гобелене, я никак не могу отделаться от тревожных мыслей. Как я отправлю это послание? Аток больше ни за что не разрешит передать подарок торговцу. Я заканчиваю гобелен и сразу же принимаюсь за новый. Пальцы летают над станком; хочется выткать еще животных и проверить, смогут ли они ожить. Если потребуется, я готова потратить на это всю пряжу, которую только найду в комнате.
Занавески у балконной двери колышутся от легкого ветерка. Лунный свет рисует на полу крестообразные узоры. Я делаю глубокий вдох и начинаю прясть лунную нить. Жмурюсь от яркого серебристого света. Ослабляю нити уткá над и под нитями основы. Постепенно вырисовывается лягушка. Я выбираю ядовитую – ту, которая пугает меня больше всего. Достаточно одного прикосновения, чтобы умереть от ее яда. Но эта лягушка соткана из моей лунной пряжи. Она мой друг.
Как только я заканчиваю четвертую лапу, лягушка спрыгивает с гобелена. Смеясь, я вскакиваю на ноги и наблюдаю за тем, как лягушка и ящерица с опаской присматриваются друг к другу. И вдруг они начинают весело бегать по кругу, придумав какую-то одним им понятную игру. Руки чешутся создать что-нибудь еще. Я задыхаюсь от восторга, забываю и о лаксанцах, и об Эстрейе, и обо всем на свете. Давно не чувствовала себя такой счастливой.
Уже через два часа у моих ног кольцами свивается анаконда, на кровати дремлет ленивец, три шерстяных муравья ползают по подушке, а лама мусолит кончик покрывала. В каждом из них есть лунная нить – на ушах и лапах, ногах и хвостах. Ленивец и лама медленно потягиваются и постепенно приобретают размер настоящих животных. Я еще никогда не видела, чтобы лунная магия действовала подобным образом. Не могу поверить, что Луна наделила меня таким даром! И все эти звери – мои. Они не предназначены ни для кондесы, ни для Атока. Только для меня. И я люблю их.
Разминая спину, я бросаю взгляд на почти пустую корзину для пряжи. Мне хватит только на одно послание для Каталины. Надо спросить у нее о голодных иллюстрийцах, блуждающих по улицам Ла Сьюдад. Есть ли у нее план, как действовать дальше, и думает ли она вообще над решением этой проблемы? Но я по-прежнему не знаю, как доставить послание в крепость. Мрачно оглядываю один из последних гобеленов. Что же делать? Если бы только я могла превратиться в птицу и вылететь в окно…
Madre di Luna.
Я собираю всю оставшуюся пряжу, превращаю ее в лунную нить и берусь за работу. Под пальцами появляется голова попугая. В тело птицы я вплетаю сообщение с перечислением точек, где может находиться Эстрейя. Наконец добавляю крылья и когти. Только бы эта птица смогла долететь до крепости и доставить послание!
Крылья попугая вздрагивают. Я готова пищать от восторга. Взволнованно вскочив на ноги, я переворачиваю стул, на котором сидела.
– Давай, – шепчу я. – Покажи, что ты умеешь.
Птица отделяется от гобелена и прыгает мне в руку.
– Ты можешь летать? – спрашиваю я.
Попугай окидывает меня презрительным взглядом.
Невольно улыбаюсь: а эта птичка с характером!
– Ты меня понимаешь?
Попугай нахохливается, а потом выпрямляется в полный рост и впивается когтями мне в кожу. Наконец, широко расправив крылья, он взлетает, и я завороженно слежу за его полетом. Птица подлетает к балкону. Пульс учащается. Я распахиваю двери и падаю на колени. Лунный свет омывает меня с ног до головы. Птица легонько поклевывает меня за руку.
– Луна, – шепчу я, крепко зажмурившись.
Мне нужна ее помощь. Сможет ли она осветить моей птице путь, чтобы та не заблудилась? Я жду от нее знака. Жду. Жду.
Луна все время открывается нам. Иногда подает маленькие знаки, иногда более внушительные. Она заставляет созвездия менять положение, чтобы общаться с нами. Ее свет придает сил и исцеляет, и она всегда говорит с теми, кто искренне предан. Ее магия наделяет нас удивительными дарами.
Наконец я открываю глаза и, глядя на попугая, показываю ему ночное небо. Легонько подталкиваю его вперед и очень надеюсь, что он найдет дорогу к иллюстрийской крепости.
– Не подведи, птичка, – напутствую я. – Я очень рассчитываю, что ты сможешь доставить послание Каталине.
Попугай с нежностью прикусывает мой палец и взмахивает крыльями. Я стою на балконе и зачарованно смотрю ему вслед. Попугай взмывает высоко в небо и растворяется в чернильной ночи. Он полетел в сторону дома.
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Хуан Карлос отводит меня в сад. Кажется, он знает, когда мне нужно подышать свежим воздухом. Почему-то эта мысль вызывает раздражение. Мы подходим к моей любимой скамейке, и он оставляет меня одну, внимательно наблюдая за мной в тени бутылочного дерева. Я чувствую жар, исходящий от каменной скамьи, даже сквозь длинную юбку, но не обращаю на это внимания.
Открывается одна из боковых дверей замка, и оттуда выходит лекарь. Он направляется к учебным полям королевской армии, неся в руках бутылки с сушеными травами. Лекарь слегка запрокидывает голову и, прикрыв глаза, наслаждается солнечными лучами.
Я ощущаю странный трепет, наблюдая за ним. Какое-то смутное беспокойство. Хочется окликнуть его, но я успеваю закусить губу. Впрочем, это уже неважно: он замечает меня и останавливается на полпути. Несколько мгновений мы просто смотрим друг на друга, но потом он разворачивается в мою сторону и неторопливо идет через сад, не отрывая от меня взгляда, пока не оказывается в шаге от скамьи.
– Ты тут расплавишься, если не уйдешь в тень, – говорит он. – Лицо уже покраснело.
– И тебе тоже buenas tardes[48], – отвечаю я, с интересом глядя на стеклянные пузырьки в его руках. – Что это у тебя там?
– Сушеная лаванда, – рассеянно говорит Руми. – Я серьезно, не сиди на солнце. Сгоришь.
– Не переживай за меня.
Руми переглядывается с Хуаном Карлосом, который стоит у меня за спиной.
– Вообще-то ты должен за ней смотреть.
– Я смотрю на нее.
– Я имел в виду… – Руми прерывается на полуслове и, покраснев, тихонько смеется.
Хуан Карлос хихикает, будто у них есть какая-то своя шутка на этот счет.
Лекарь аккуратно опускает бутылки с травами на камни; стекло тихонько звенит, соприкоснувшись с твердой поверхностью. Руми садится рядом. Несколько минут мы просто молчим. Я наслаждаюсь медово-мятным ароматом и совсем не хочу возвращаться в душный замок.