– Спроси у нее, почему Саракундетт стал главой клана Лисиц.

– Саракундетта и его друзей мало кто любил, но Саракундетт был сыном вождя. Потом, когда почти вся деревня вымерла, многие решили, что его кандидатура – лучшая. Тем более что оба его друга, которых ненавидели намного больше, умерли от оспы.

– А что рассказал этот человек?

– Что он успел убить только Саракундетта. Не потому, что не хотел – он был воином и выполнял приказ. Но он не знал, что в деревне жил народ его бабушки. И тем более не был готов воевать с женщинами и детьми. Поэтому он считает, что если его сожгут у столба, то по заслугам.

Хас чуть подумал и сказал:

– Спроси у него, готов ли он остаться с народом своей бабушки и защищать его.

Василиса перевела ответ:

– Он говорит, что не нуждается в милосердии.

– Пусть Серая Цапля скажет ему, что это будет не милосердие, а искупление вины перед его народом. И что мы видели его в бою – он хороший воин. Мы хотим, чтобы он так же мужественно воевал, чтобы они жили.

Пленник долго думал, потом сказал по-английски:

– Хорошо, если Совет решит сохранить мне жизнь, я согласен остаться со своим племенем и воевать за него. Меня зовут Аластар Фрейзер, а настоящего индейского имени у меня не было, его получают только в тринадцать лет. Детей до этого возраста именуют лисятами, ведь мы – клан Лисиц. Но меня звали Волчонком, потому что я был на три четверти белым.

Хас кивнул и прошел в хижину Совета, где уже находились Дахадагеса и Кузьма. Затем, выдержав паузу, соответствующую старшинству, вошли два других вождя.

Сначала собравшиеся еще раз подтвердили решение уходить завтра с утра. Затем заговорили о пленных.

Хас попросил Кузьму перевести его слова про Фрейзера. Три вождя долго молчали, потом началась дискуссия. Затем Сарангараро сказал лишь одно слово – «хе-хе». За ним то же повторили и двое других вождей. Хаса не спросили – он был военным вождем, а не вождем племени. Но Кузьма перевел:

– Все три вождя сказали «да». Это значит, что Волчонка освободят.

А по поводу Вашингтона дискуссия была намного короче, и в конце все трое сказали что-то вроде «эк», что означало «нет». Казнить его решили тут же, не откладывая дела в долгий ящик.

Когда вожди вышли из хижины, оказалось, что всех убитых индейцев сложили в длинном доме Лисиц, из которого вынесли все ценное. И после недолгих молитв, вознесенных Сарангараро – шаман был в числе убитых, – дом был предан огню, а воины долго плясали вокруг него, оглашая окрестности криками. Кузьма пояснил, что это была дань уважения смелым воинам.

А затем принялись за Вашингтона – но уже без присутствия «вежливых людей», хотя вопли того, кому так и не суждено было стать президентом САСШ, долго разносились по всей округе.

Вечер 16 июня 1755 года. Место, где находилась деревня Аткваначуке. Генерал-майор Эдвард Брэддок, главнокомандующий войсками в колониях, командующий экспедиционным отрядом

От так называемого подполковника Вашингтона не было ни слуху, ни духу. Единственным результатом его действий была потеря времени, и я распорядился ускорить постройку дороги. Теперь она расчищалась на ширину не двух телег, а полутора. Только время от времени на ней создавались закутки для того, чтобы две встречные телеги могли разминуться. Разведку же дальнейшего пути я временно поручил оставшимся у меня колонистам. И сегодня днем мне доложили, что они наткнулись на место боя Вашингтона с индейцами, и что, увы, победили именно дикари.

То, что я увидел, напомнило мне господина Данте и его «Ад». Куда ни посмотри, десятки и сотни трупов в форме виргинской и нью-йоркской милиции, и ни одного тела с коричневой кожей индейца. Сама деревня была окружена частоколом в форме овала; внутри ее оказалось несколько строений, одно из которых сгорело и представляло собой груду головешек. Меня удивило нечто, напоминающее деревянный сельский домик, совершенно непохожий на прочие здания. Его я и облюбовал для своего временного штаба.

Этот петух[94] Вашингтон, настоявший на карательной экспедиции, которую и возглавил, заверял меня, что никакого риска нет. Увы, его уверенность стоила мне немалой части моих колонистов, что было бы еще полбеды – я не был очень уж высокого мнения об их боевых качествах. Но он взял с собой и нью-йоркских скаутов – самое боеспособное колониальное подразделение, и единственное, которое могло бы восполнить потерю людей Скрэнтона. Мне оставалось только кричать, как некогда императору Августу: «Джордж, верни мне моих людей!»[95]

Тела самого Вашингтона мы не нашли, хотя на площади и был обнаружен сгоревший труп, который невозможно было опознать. Очень может быть, что это он и был. И если так, то пусть скажет спасибо – в случае, если его найдут живым, я буду вынужден настоять на том, чтобы его предали военному суду. Но, увы, это не поможет восполнить потери, понесенные по вине хвастуна в мундире, который он не заслужил. И в первую очередь мне теперь не хватает скаутов. Конечно, двое скрэнтонцев выжили, но это были самые бесполезные из всей команды.

Можно было бы послать гонцов в Виргинию за новыми скаутами, но это заняло бы как минимум три-четыре недели, которых у нас нет. Ведь наша задача – вытеснить французов из земель, которые они незаконно присвоили. И дорога, которую мы строим, имеет первоочередное значение для снабжения и переброски новых сил. Причем важно, чтобы французы об этом узнали как можно позже.

Так что оставалось единственно возможное решение – скаутами будут служить англичане из соответствующего подразделения, и им будут приданы оставшиеся в живых люди Скрэнтона. Мы пойдем дальше согласно первоначальному плану.

Вот только оставлять убийство моих людей этими краснокожими бестиями я не собирался. Колонистам из моего отряда я приказал, разделившись на небольшие группы, искать индейцев из этой деревни, но ни в коем случае не ввязываться с ними в бой, пока не подойдет весь наш отряд. И тогда мы покажем им, как убивать белых людей, даже если они всего лишь колонисты.

Ночь мы провели у индейской деревни, после чего подожгли все, что от нее осталось, и направились далее по намеченному курсу.

17 июня 1755 года. Аппалачи. Таначарисон, вождь племени минго

– Белый вождь хочет от тебя… – заунывно начал Квинси, траппер, которого я знал уже давно. Он время от времени появлялся у нас и покупал шкурки, причем платил чуть больше, чем другие. Мне, конечно, известно, что получал он за них в три или даже четыре раз больше, чем стоят ему те ружья, ножи и топоры, которые он привозил мне взамен. Но точно так же мне было известно, что мне никто в поселениях бледнолицых ничего подобного не продаст. Кроме того, Квинси я уважал еще и за то, что после одной попытки он больше не предлагал мне ни одеял, ни «огненной воды» и не продавал их другим минго.